Григол Абашидзе - Цотнэ, или падение и возвышение грузин

По-разному рассказывал пастырь об Амиране наследнику правителя Одиши.

— Видишь вон ту двуглавую вершину? — спрашивал Ивлиан, приставляя одну руку к глазам, а другою указывая на вершину Кавкасиони.

— Вижу, учитель, — кивал годовой Цотнэ и тоже глядел на раздвоенную снежную вершину.

— Говорят, боги приковали Амирана к этой горе. Говорят и такое, что сначала приковали его к железному колу, потом прикрыли сверху горой. Это место недалеко отсюда, Зовётся оно Абрскиловой пещерой. Ещё и теперь некоторые уверяют, что Амиран прикован к железному колу как раз в этой пещере.

По-разному расцвечивал свои рассказы об Амиране и орле Ивлиан, но всегда они пробуждали в сердце маленького княжича одну и ту же мечту повидать вершину Кавкасиони с прикованным Амираном и пещеру Абрскила. Каждое утро Цотнэ прямо с постели бежал на улицу, чтобы увидеть пролетающего к горам орла, но каждый раз — получалось — вставал он поздно. Голодный орёл пролетал над Одиши до восхода солнца, а мальчик просыпался обычно, когда солнце уже било в глаза.

Теперь, проснувшись после чудесного сна раньше обычного, мальчик стремглав бросился искать Ивлиана. Ведь впервые он встал до солнечного восхода.

Пастырь Ивлиан, закончив утреннюю молитву, прогуливался по двору, расчёсывая чёрную, но уже седеющую бороду.

Гугута, как видно, поливал Ивлиану, когда тот умывался, и теперь стоял в сторонке, держа в руках полотенце и кувшин.

Заслышав шаги мальчика, Ивлиан обернулся.

— Доброе утро, княжич. Сегодня ты настоящий герой. Поднялся до солнца.

— Я хочу увидеть, как орёл летит терзать Амирана. Где орёл?

— Да вот он! — закричал вдруг Гугута. — Это он, — орёл Амирана!

Все трое смотрели на небо, вскинув головы. А в небе и правда летел орёл. Размахивая огромными крыльями, он точно и не летел, а плыл по небу, подобно сильному кораблю.

— Да, это он. Вот видишь… я тебе говорил… В ту сторону и летит.

Мальчик, не отрывая глаз и не переводя дыханья от удивления и восторга, смотрел на орла.

— Голоден и спешит, — говорил Ивлиан. — Теперь он и правда похож на царя птиц и прекрасен. На обратном же пути он сыт и доволен. Тяжело машет крыльями, будто и летать ему надоело, да и жить опротивело.

Восходящее солнце окрасило орла в красноватый цвет.

Солнечный луч, проникнув через окно, коснулся лица девочки с надутыми от обиды губками. Маленькая, пухлая ручка сжалась в кулачок и потёрла глаза. Девочка поглядела на соседнюю кровать у стены и увидела, что на ней никого нет. Между тем она привыкла, как только откроет утром глаза, видеть своего братца Цотнэ. Братец, подняв голову от подушки, улыбается ей, глядит на неё сквозь пальцы, словно прячется за ними, и кричит: «Ку-ку». А сегодня ни братца, ни его голоса. Девочка нахмурила бровки, насупилась, и на глаза ей набежали слёзы. Она стала звать няню, но и няня появилась не сразу. Только когда уж девочка села в своей постельке и заревела в голос, в спальню вошла Уду. Она словно засветилась вся при виде девочки — и её седина, и большие коричневые глаза, и большой чистый лоб.

— Проснулась, моя радость? Откуда слёзы в этих глазах? Не жить бы твоей няне на свете!.. — Она обняла рыдающую девочку.

— А Цотнэ где? — спросила Тамар сквозь слёзы.

— Княжич нынче рано поднялся.

— Без меня сбежал?

— Куда он мог сбежать?

— Мы собрались сбежать в Тбилиси, к великой царице Тамар. Цотнэ и Гугута хотят вступить в войско царицы и сражаться с врагами Грузии. — Девочка понизила голос. — Давно уж мы собираемся бежать. Каждую. ночь, когда ты думаешь, что мы уже спим, мы только притворяемся спящими. Закрываем глаза и ждём, когда ты выйдешь. А как только ты поцелуешь нас и на цыпочках удалишься, Цотнэ подходит к моей кровати, садится у изголовья, и мы начинаем мечтать.

— А ты-то куда собралась, мой ангел? И ты на войну?

— Нет, я останусь при дворе Тамар, в свите царицы.

— Это вы хорошо придумали. Ну, а со мной что будет? Меня с собой не возьмёте?

— Тебя?.. О тебе мы не подумали.

— Как я буду без вас одна? А ну, вставай, дорогая, оденемся и пойдём искать Цотнэ.

— А если он сбежал?

— Догоним и вернём обратно.

— Только не скажем маме.

— Нет, не скажем. — Смеясь, кормилица одевает и целует девочку.

Одевшись, Тамар вылетела из комнаты, точно камешек из пращи, нарушив обычай. Полагалось войти в спальню большой госпожи, пожелать ей доброго утра и поцеловать её. Вместо этого девочка промчалась по двору и скрылась. Кормилица от неё отстала. Тамар бежала, оглядывая всё вокруг. Дворовые уступали ей дорогу, глубоко кланялись и улыбались.

Во дворе Цотнэ не оказалось. Девочка хотела спросить, не видел ли кто-нибудь её братца, но боялась выдать тайну, а поэтому, не говоря ни слова, пробегала мимо слуг, как сорвавшийся с привязи козлёнок.

— Тамар! Подожди, я совсем заморилась… — окликала её няня, но Тамар припускалась ещё быстрее. Наконец, обегав почти весь двор и сама утомившись, Тамар в замешательстве остановилась.

— Чертёнок ты, а не девочка! Совсем задыхаюсь от этакой прыти. — Запыхавшаяся кормилица, едва переводя дыхание, бледная, опустилась возле Тамар и присела на камень.

— Как же я забыла! Ведь мы собирались бежать на белом коне. Если белый конь в конюшне, то и Цотнэ не уехал!

Конюх вёл белого коня княжича. Раздувая ноздри, жеребец гарцевал, будто не касаясь земли ногами.

— Отиа, не видел ли ты княжича Цотнэ? — окликнула кормилица конюха.

— Не видел, госпожа, — ответил конюх, кланяясь. — Доброе утро.

— А я знаю, где он! — воскликнула вдруг Тамар. — Он у пастыря, отца Ивлиана, — девочка схватила кормилицу за руку и повлекла за собой.

— С этим пастырем он и нас всех забыл — только к нему и тянется.

— Это хорошо, дорогая! Счастье, когда отрок любит воспитателя. Научится закону божьему, узнает, что такое добро, что такое зло на этом свете. Наследнику лучше быть образованным и знающим, чтобы управлять государственными делами.

— Отец Ивлиан не закону божьему обучает, а рассказывает греческие и латинские сказки про царей и про войны. Цотнэ потом их мне пересказывает. Не даёт спать до полуночи.

— И это надо знать княжичу. Когда он возмужает, будет общаться с князьями и царями. И воевать придётся и пройти через многие невзгоды.

Из-за угла церковного здания послышались голоса.

— Что ты говоришь, Гугута! Как же это может быть чтобы все, кто живёт на земле, изъяснялись по-грузински! — смеясь, говорил восседавший на треногом стуле Ивлиан.

В тени церкви у стены сидели пастырь Ивлиан, Гугута и княжич. Пастырь держал в руке палку и чертил ею по земле.

— Как различна природа в разных краях земли, так различны народы и языки. У каждого народа свой, непонятный другим язык.