Евгений Федоровский - Беллинсгаузен

Другой опарец, побывавший в кают-компании «Востока», успел украсть спинку от стула и спрыгнуть с нею в воду. Когда же увидел наведённые на него ружья матросов, то испугался и вернул спинку. Следовательно, островитянам было известно действие огнестрельного оружия. Оно вызывало большой страх. Когда на «Мирном» выпалили из пушки, все туземцы бросились за борт.

Позже установилось согласие, начался обычный торг сувенирами. Комиссары просили жителей везти рыбу, свиней, кур, но островитяне предлагали немного раков и таро — клубней, похожих на картофель. Получив зеркальце, огниво или серёжки от Беллинсгаузена, они спешили за тем же к Лазареву. Одарённые на «Мирном», возвращались на «Восток», убеждая капитана, что ещё ничего не получали. Такое беззастенчивое попрошайничество оставляло неприятное впечатление, хотя большинство опарцев были стройны, крепкого телосложения, ловки и проворны, не обезображены татуировкой и краской. Художник Михайлов обратил внимание на юношу лет семнадцати. В отличие от сотоварищей, у него были светло-русые волосы, голубые глаза, нос с горбинкой, не возникало никакого сомнения в том, что его папаша — странствующий европеец — в своё время покорил сердце опарки и сотворил дитятю. Павел Николаевич нарисовал и его портрет, и нескольких туземцев, как бы сравнивая «белую ворону» в стае чёрных собратьев.

Опаро открыл тот же Джордж Ванкувер в 1791 году по пути от Новой Зеландии к островам Общества. Он назвал его так потому, что туземцы часто употребляли слово «опаро». Ванкувер не нашёл здесь удобного якорного места. Русские шлюпы тоже близко не смогли подойти к острову из-за мелководья, но в зрительные трубы хорошо рассмотрели островершинные хребты жёлто-красного цвета, водопады, леса на склонах и в низменностях.

Пошли далее к северу, к тропикам, встречая коралловые островки с кокосовыми пальмами. Фаддей решил посетить один из них. Спустили ялик с «Востока» и катер с «Мирного». С Беллинсгаузеном пошли мичман Демидов и живописец Михайлов, с Лазаревым — лейтенант Анненков, доктор Галкин и мичман Новосильский. Офицеры и матросы вооружились ружьями и пистолетами. К тому месту, куда хотели пристать, сбежалась толпа. Туземцы начали угрожающе размахивать пиками и короткими лопатками. Даже у женщин, стоявших в отдалении, были копья. Из рощи выбегали новые защитники. Они не на шутку готовились к сражению. Чтобы склонить их к миру, моряки принялись бросать им разные вещицы, их быстро подбирали, однако на берег не пускали. Из подарков они больше всего обрадовались валдайским колокольчикам. Фаддей бросил несколько штук, полагая приятным их звоном установить согласие. Но как только матросы брались за вёсла, островитяне снова приходили в ярость. Сделали несколько выстрелов дробью поверх голов. Женщины убежали в лес, а мужчины присели и стали плескать на себя воду, по-прежнему угрожая пиками и копьями. Настоящий выстрел, разумеется, вмиг разогнал бы толпу, но Беллинсгаузен помнил изустное повеление государя не употреблять огнестрельного оружия без крайней необходимости. Крайней необходимости выходить на берег при явной угрозе столкновения с туземцами у русских моряков не было. Решили вернуться на шлюпы.

Раздосадованный Лазарев всё же не удержался и приказал выстрелить из пушки. Мужчины снова начали плескаться водой, а женщины подожгли лес. Они явно не знали смертоносного действия оружия. Вероятно, думали, что белые незнакомцы хотят обжечь их огнём, вырывавшимся из стволов при выстреле, потому приседали и обливали себя водой.

Огонь длинной лентой обвил взморье, распустив по ветру шлейф белого дыма. Увидев ретираду, женщины подскакивали к воде, выразительно шлёпали себя по задам, глумясь и потешаясь, как бы говоря: «Что, взяли?!»

— Фаддей Фаддеевич! Разрешите пальнуть по ним хоть солью! — вскричал Олев Рангопль, сидя на вёслах ближе к корме.

— Не надо, Олев. Они дикие и не хотят пускать европейцев в свои хижины, — отказал Беллинсгаузен и через некоторое время добавил: — И, скорее всего, они правы...

Поскольку шестнадцатимильный атолл этот не обозначался на картах и не упоминался другими мореплавателями, Фаддей посчитал его за открытие и назвал именем командира Кронштадтского порта Антона Васильевича Моллера. Так на путевой карте появилось первое русское обретение в Тихом океане — остров Моллера.

Отсюда шлюпы направились к северу, чтобы, достигнув 16-градусной параллели, обратиться к западу и обозреть ещё неисследованное пространство океана между Сердитым морем и Опасным архипелагом. Первое было так названо амстердамским купцом Исааком Лемером, организовавшим в 1615 году экспедицию для поисков нового морского пути из Атлантического океана в Тихий в обход Магелланова пролива, и её начальником Уильямом Скоутеном за сильные ветры и дурную погоду. Опасным архипелагом Луи Антуан де Бугенвиль назвал пространство между 18-м и 19-м градусами южной широты из-за рискованного плавания между атоллами.

Плавание по 16-градусной параллели к западу оказалось самым счастливым для русских моряков. Почти каждый день они натыкались и описывали новые островки. Так появился на картах целый архипелаг Россиян с островами, названными Беллинсгаузеном именами известных в России людей, — графа Аракчеева, князя Волконского, князя Барклая-де-Толли, Ермолова, князя Голенищева-Кутузова Смоленского, Раевского, графа Остен-Сакена, Чичагова, графа Милорадовича, графа Витгенштейна, адмиралов Грейга и Крузенштерна.

Некоторые из островов были обитаемы. У одного из заросших пальмами атоллов Фаддей заметил лодку, которая спешила к судну.

Он приказал лечь в дрейф, обрадованный тем, что сможет установить дружественные контакты с туземцами. В пироге было два человека. Им сбросили с борта верёвочную лестницу. Один из них ловко взобрался по ней и смело взошёл на шкафут, намётанным глазом определил среди офицеров главного и протянул Беллинсгаузену крючки для рыбной ловли, сделанные из ракушек. Увидев, что эти поделки не заинтересовали пришельцев, он вынул из набедренного пояска небольшой свёрток, обмотанный кокосовыми волокнами, содрал их зубами, достал горстку мелкого жемчуга и высыпал на ладонь капитана.

— И много такого жемчуга на острове? — жестами спросил Фаддей.

— Нюй! Нюй! — ответил туземец словом, означавшим «много».

Он сообщил, что сам он не из простых людей, а вождь на острове Анюи и приехал на Нигер (он показал на лесистый остров поблизости) только для промысла.

— А есть ли на Нигере женщины? — с шутливым вопросом обратился к нему Завадовский.

Вождь что-то крикнул своему соплеменнику, и тот быстро погнал пирогу к берегу.

По наступлении обеденного времени Фаддей пригласил гостя в кают-компанию и посадил возле себя. Тот ел всё, но с большой осторожностью, стараясь подражать другим офицерам.