Евгений Федоровский - Беллинсгаузен

Морской министр Моллер наконец внял настойчивым рапортам Беллинсгаузена, который просил освободить его от чиновных дел и дать возможность поплавать. Он сам был неплохим моряком, командовал гребной флотилией в 1812 году, очищал от французов реку Аа и город Митаву, занимал должность начальника Кронштадтского порта, был директором штурманского училища, устраивал Ревельскую гавань, поэтому хорошо понимал желание строевого моряка. Вызвав Беллинсгаузена к себе, Антоша сказал:

— Уж не знаю, что предпримет наш молодой самодержец, но, сдаётся, склоняется к войне с турками. Складывается вроде антитурецкий союз России, Англии и Франции. Но это союзники не очень-то надёжные. Без обиняков, с грубоватой прямотой, принятой на палубах, один английский моряк втолковывал мне однажды истину, мол, не забывайте, что Россия пугало для французов и англичан. Они боятся, как бы ваш добрый император не проглотил всю Турцию с костями и мясом. Разве он не прав? Предлагаю вам, Фаддей Фаддеевич, сбегать в Средиземное море, посмотреть состояние чужеземных флотов, где и какие эскадры стоят, что представляет собою турецкий флот. Посетите военные гавани, Тулон в частности. А для отвода глаз министр иностранных дел приготовил письмо в Италию, его вы и доставите сардинскому королю.

— Исполню с большой охотою, — обрадованно произнёс Беллинсгаузен. — Какой корабль выделяете для этой цели?

— Два — «Царь Константин» и «Елена». Вы будете командовать сим отрядом. Езжайте в Кронштадт, готовьтесь.

Всю осень 1826-го, зиму и середину лета 1827 года Беллинсгаузен провёл в Средиземном море, выполняя деликатное поручение. Он посетил морские базы Англии, Франции, Сардинии, из частных разговоров выяснил, что союзники предпочитают ограничиться блокадой, лишив турок возможности перебрасывать войска в восставшую Грецию. Узнал также, что турецкий флот сосредоточился в бухте Наварин, лучшей в Южной Греции. Глубокая и обширная гавань могла вместить сотни кораблей. Как щитом её прикрывал остров Сфактерия с батареями. Командовал эскадрами Ибрагим-паша, сын египетского султана Мухаммеда-Али, французский выученик в мореходных и военных делах.

Возвратясь в Россию, Беллинсгаузен представил Моллеру полный отчёт и карты, на которых была обозначена вся диспозиция. Министр доложил об этом царю. За соблюдение строгой дисциплины и совершенный порядок в отряде во время пребывания за границей Фаддей удостоился звания контр-адмирала, ордена Святого Равноапостольного князя Владимира 2-й степени и высочайшего благоволения в приказе по министерству. Моллер назначил его командиром вновь сформированного Гвардейского экипажа, а вскоре сделал бригадным командиром флотских команд, размещённых в столице.

Одновременно Фаддея избрали непременным членом учёного совета адмиралтейского департамента. Представлял его председатель Комитета Голенищев-Кутузов. В высокопарном, но по существу точном слоге Логин Иванович напоминал: «Действия Беллинсгаузена были совсем в других странах, ни одним из русских мореплавателей неприкосновенных. Он простирал изыскания за Южный Полярный круг, среди льдов, противодействовал крепким ветрам, при туманах и морозах. Прекратил изыскания только тогда, когда встретил непроходимые ледяные громады...»

На этом же заседании Комитета подвели итог управлению Морским министерством маркиза де Траверсе. Из перемен, происходящих на флоте, отметили коренное преобразование команд, упразднение морских солдат, введение обучения матросов фронтовой службе, расширение портовых сооружений и строительство прекрасного ансамбля петербургского Адмиралтейства, особенно важные гидрографические работы, кругосветные плавания и полярные экспедиции.

Впоследствии знаменитый историк флота Феодосий Фёдорович Веселаго назвал дальние вояжи «животворным лучом, осветившим наш флот».

«Принося непосредственно огромную пользу, — писал он, — кругосветные путешествия сопровождались множеством разнообразных последствий, благотворное влияние которых сохраняется до настоящего времени. Продолжительные плавания в разных климатах и долгие переходы при самых разнообразных обстоятельствах представляли для офицеров и матросов лучшую морскую практическую школу. Посещение различных стран, сношения с разными народами, от высокоцивилизованных до диких людоедов, расширяло умственный горизонт плавателей, а различные, едва знакомые большинству по учебным книжкам, явления природы, как пассаты, муссоны, океанские течения и т.п., настоятельно требовали серьёзного изучения, потому что близкое знакомство с ними необходимо было для скорейшего, удобного и безопасного плавания. Наконец, борьба с могучими стихиями, водой и воздухом, когда они угрожают в виде штормов, ураганов, тайфунов, плавающих ледяных громад, требовала умения управляться с кораблём, энергии и твёрдости духа не менее, чем жаркое морское сражение. Такая суровая, разнообразная школа, не говоря о нижних чинах, воспитывала немногочисленные, но замечательнейшие по своим достоинствам кадры превосходных, образованных офицеров, славных боевых капитанов, далее отличных администраторов. Благодаря тому, что в кругосветные плавания обыкновенно назначались командирами судов офицеры, уже бывшие в подобных путешествиях, всё практически полезное, выработанное в каждом из этих плаваний, преемственно передавалось и совершенствовалось в последующих. Предавая заслуженному забвению все невзгоды прошедшего печального времени, должно с благодарностью помнить, что именно первая четверть XIX века дала нашему флоту Крузенштерна, Лисянского, Головнина, Беллинсгаузена, Васильева, Рикорда, Литке, Врангеля, Лазарева, Путятина, Нахимова и много других моряков, прославившихся своей благотворной деятельностью в разных морских служебных сферах».

К ним, мореплавателям, открывателям, Беллинсгаузен испытывал особенную приязнь. С отцовской нежностью относился он к Петру Кузьмичу Пахтусову. Этот молчаливый моряк с лицом аскета-простолюдина, сын шкипера, здесь же в Кронштадте окончивший штурманское училище и в чине унтер-офицера отправленный в Архангельск, занимался гидрографическими работами на побережье Северного Ледовитого океана. Они велись в тяжелейших условиях, часто при бескормице и без необходимого снаряжения. Матросы и наравне с ними работавшие офицеры выбивались из сил, болели цингой. Но исполняли свой долг.

Далее Пахтусов загорелся целью исследовать Новую Землю — остров совершенно неведомый. На карбасе «Новая Земля» и шхуне «Енисей» отважный штурман с верными единомышленниками вышли в море и провели съёмку побережья островов. Им пришлось зазимовать. От холода и недоедания умерло двое матросов, остальные тяжело болели, но не бросали работу. На обратном пути шхуна затонула со всей командой. Карбас бросило на мель у Печорской губы. Пахтусову отсюда удалось добраться до Архангельска на оленях.