Валериан Торниус - Вольфганг Амадей. Моцарт

— Это очень желательно; композитор без серьёзных знаний итальянского — это ни рыба ни мясо.

С этими словами архиепископ поднимается с кресла — аудиенция закончена.

Проходит несколько недель, но о постановке оперы ни слуха ни духа. Вольфганг набирается храбрости и без разрешения отца отправляется прямиком к Гайдну на дом. Дверь ему отворяет миловидная молодая женщина, она вежливо спрашивает:

— A-а, господин Моцарт-младший, чем мы заслужили эту честь?

Вольфганг, запинаясь, объясняет причину своего прихода и спрашивает, дома ли господин придворный капельмейстер.

— Да, мой муж дома. — Она зовёт из коридора: — Михаэль, Вольфганг Амадей Моцарт желал бы поговорить с тобой, — и жестом руки приглашает войти.

Концертмейстер стоит перед пультом с гусиным пером за ухом и с удивлением взирает на гостя:

— Как мило, что уважаемый коллега навестил меня в моей келье. Чем могу служить вашей милости?

Вольфганг говорит, зачем пожаловал. Какое-то время Гайдн молчит.

— Вообще говоря, ты должен был об этом узнать от главного казначея. Но я не нарушу обета молчания, если открою тебе уже сегодня всю правду. При одном условии: повесь замок на роток! То есть никому ни слова об этом, даже отцу. Понятно? — Он отводит мальчика в сторону и полушёпотом, словно доверяя тайну, говорит ему на ухо: — Опера будет поставлена. Конечно, это ещё не мастерское произведение — чего никто и не ожидал от тринадцатилетнего новичка, — но в ней много привлекательного. Правда, певцы будут на репетициях ругаться, что слова трудно выпевать, но с помощью осторожной правки мы эти подводные камни обойдём. Могу тебе сказать даже, кто будет петь партию Розины.

При этом он указывает на как раз переступившую порог жену, а та с улыбкой добавляет:

— Я очень горжусь тем, что буду исполнять такую прекрасную роль в вашей первой большой опере.

Вольфганг краснеет до ушей. Радостная весть и милая улыбка госпожи Марии Магдалены заставляют его испытать такое смущение, что он теряет дар речи. Стесняясь этого своего состояния, он торопится откланяться и бегом бежит домой. С этого дня он носит в себе тайну, а это при его открытом нраве и правдивости довольно тяжело. Поэтому он с облегчением вздыхает, когда через неделю посыльный из канцелярии архиепископа приносит письмо: «Его княжеская милость соизволил разрешить постановку оперы-буффа «Притворная пастушка» в день своего тезоименитства».

На премьере оперы присутствуют самые уважаемые граждане Зальцбурга, и тринадцатилетнего композитора, сидящего в зале, понятное дело, лихорадит. Как следует из напечатанных на итальянском языке программок, во всех ролях заняты исключительно немецкие певицы и певцы. Внимание Вольфганга привлекает прежде всего главная героиня, Розина, которая при помощи своей «мнимой простоты» добивается того, что исполняется желание её брата Фракассо, — он обручается с красавицей Гиацинтой, сестрой двух закоренелых холостяков, которые всячески этому браку противятся. Мария Магдалена Гайдн превосходно изображает предприимчивую красотку, которая под маской наивности скрывает свою плутоватость и хитроумие. Она отличная актриса, обладающая красивым и вдобавок вкрадчивым голосом.

Несколько часов подряд Вольфганг пребывает в состоянии неизвестной ему дотоле восторженности. Он впервые осознает, в чём магия пения, идущего из глубины души. Он так и впитывает глазами каждое движение певицы, каждый жест, каждую улыбку. Стоит ей исчезнуть со сцены, его интерес к постановке заметно ослабевает, он прислушивается к пению вполуха и с нетерпением ждёт её возвращения. Сомнений нет — в сердце его загорелся огонёк первой любви.

Непривычная, будоражащая сладость возникшего вдруг чувства превращает мальчика, стоявшего какие-то несколько недель назад перед госпожой Марией Магдаленой в детском смущении, в сразу возмужавшего пылкого поклонника. После представления он признается исполнительнице роли Розины:

— Вы покорили моё сердце, мадам. Я влюблён в вашу Розину.

— Хорошо, что только в Розину. Не то я оказалась бы в весьма затруднительном положении, — лукаво отвечает она, чем вызывает весёлый смех стоявших рядом артистов.

Вольфганг смущённо извиняется, поворачивается к ним и с трудом выдавливает из себя слова благодарности. И тут слышится низкий голос Шахтнера:

— Всем присутствующим ученикам и ученицам Орфея ты раздал по лавровой ветви: они нужны тебе, ибо без них тебе не победить это многоглавое чудовище-публику! А о нас, музыкантах, на которых держится вся целостность спектакля, ты забыл, маленький хитрец? И всё потому, что мы сидим в тёмной преисподней оркестровой ямы, да?

Вольфганг, уже полностью собой овладевший, за ответом в карман не лезет:

— О-о, наш оркестр всегда играет выше всяческих похвал, и мне нечего добавить к его славе. Я обязан только поблагодарить господ музыкантов.

— Нашего маленького кудесника ничем из седла не выбьешь, разве что взглядом прекрасных женских глаз, — смеётся Шахтнер, обнимая Вольфганга.

— Вам не стоило говорить этого, господин Шахтнер, — шепчет мальчик другу отца, когда они вместе спускаются по ступенькам со сцены.

— Чего?

— Ну, насчёт этого, насчёт прекрасных глаз. Разве я виноват, что мне так понравилась Розина?

— Да нет же, Вольфгангерль, нет ничего удивительного в том, что ты втюрился в госпожу Гайдн! Думаешь, мои остроглазые коллеги по оркестру не заметили, как ты ёрзал в кресле, когда она появлялась на сцене? Кто так обласкан и избалован дамами, как ты, да чтобы не иметь права самому за кем-нибудь поухаживать? Это твоим занятиям сочинительством только на пользу: когда горит огонь в сердце, то и звуки из него польются более тёплые. И, кстати говоря, ты уже достаточно взрослый, чтобы перестать разговаривать со мной на «вы». Понял?

— Да.

И они скрепляют свою мужскую дружбу крепким рукопожатием.

С тех пор как Вольфганг увидел Марию Магдалену Гайдн в роли Розины, в которой она с таким мастерством воплотила в жизнь нежность, женственность и скрытую чувственность своей героини, его жгучее беспокойство растёт день ото дня вместе с желанием видеть предмет своих воздыханий. Он часто прерывает свою работу и бесцельно бродит по улицам города в надежде где-нибудь её встретить. Когда это случается, он возвращается домой умиротворённый и с ещё большим рвением отдаётся начатой вещи. А если при встречах она заговаривает с ним и они обмениваются несколькими ничего не значащими словами, Вольфганг после этого вне себя от радости.

Однажды, когда страстное желание увидеть даму сердца становится особенно острым, он отправляется на дом к Гайдну, чтобы спросить, нельзя ли время от времени показывать ему свои композиции; сам он-де считает их ещё очень несовершенными и не знает в Зальцбурге никого, кто помог бы ему устранить недостатки.