Валериан Торниус - Вольфганг Амадей. Моцарт

Да, недавно Моцарт вступил в ложу франкмасонов — вольных каменщиков. Это движение было рождено эпохой Возрождения и несло с собой идеи просветительства и духовного раскрепощения.

Моцарт подолгу бывал за границей и давно уже отбросил ограниченные взгляды мелкой буржуазии. Широта мировоззрения и мысли братьев по ложе, обращённые к мировым, важным для всех проблемам, не могли не притягивать его. Тем более что наметились и изменения в его отношении к Церкви.

Нетерпимость и косный догматизм церковной службы не приносили ему больше душевного удовлетворения. Нет, он нисколько не утерял впитавшуюся с молоком матери религиозность и отнюдь не попал в лагерь отщепенцев, отказавшихся от христианской веры. До последних дней своей жизни он останется глубоко верующим человеком, но его отношение к Богу претерпевает изменения.

Он видит в нём Творца и Вседержителя, самое высокое олицетворение Добра, и в искреннейшем служении этой вере в него, а не в следовании установленным людьми ритуальным предписаниям церковной службы находит Моцарт смысл христианского верования. И ещё — в угодных Богу поступках, в самоотверженности, в любви к ближнему.

А поскольку в ложе создана атмосфера братского единения и в неё входят многие высокообразованные достойные люди, Моцарт тоже вступает в неё.

С тех пор как Наннерль переехала в Сент-Гильген, Леопольд Моцарт испытывает тягостное одиночество в большой пустой квартире. Это видно из его писем к детям. Мягкосердечный сын сразу проникается сочувствием к отцу и готов безо всяких проволочек поселить его у себя, поскольку Наннерль вышла замуж за вдовца с пятью детьми и, надо полагать, не в силах заботиться ещё и об отце. Но состарившийся отец пока не помышляет об окончательном переезде в Вену. Отвечая на предложения сына, он пишет, что согласен жить в столице наездами. Легко понять его: Леопольду Моцарту хочется поближе узнать, чем живёт сын сегодня, но попасть хоть в какую-то зависимость от Вольфганга он не желает. В конце 1785 года, взяв с собой своего пятнадцатилетнего ученика Генриха Маршана, которому Вольфганг Амадей обещает устроить концерт, Моцарт-отец едет в Вену.

Вдохнув венский воздух, Леопольд Моцарт молодеет, кажется, лет на десять. Даже характер у него меняется. Констанцу приятно удивляют эти перемены в нём: вместо прежней равнодушно-холодной вежливости, столь раздражавшей в Зальцбурге и заставившей её подумать, будто человеческое тепло этому человеку вообще чуждо, она видит, что он способен быть и внимательным и чутким.

Он с гордостью поглядывает на своего внучонка, который строит ему забавные рожицы, стоя в загончике: как малыш внешне напоминает маленького Вольферля!

А старший Вольферль каждый вечер развлекает его, возит на концерты и театральные представления, так что Леопольд Моцарт кажется самому себе Синдбадом-мореходом, попадающим из одной сказочной страны в другую.

На первой же академии сына он слышит недавно написанный восхитительный концерт для клавира d-moll, в котором мечтательные сомнения искусно переплетаются с просветлённой нежностью. На второй сын исполняет посвящённый слепой пианистке концерт B-dur, в котором отца больше всего поражает разнообразие инструментовки. В довершение всего он видит среди слушателей самого императора, который по окончании концерта поднимается в своей ложе и, размахивая высоко поднятой шляпой, громко восклицает: «Браво, Моцарт, браво!» А на одной из последующих академий своё искусство игры на скрипке демонстрирует юный Маршан: он играет скрипичный концерт Моцарта.

За время пребывания Леопольда Моцарта в Вене рояль из прекрасной квартиры, которую Вольфганг Амадей снял на Шулерштрассе, двенадцать раз перевозят то в здание городского театра, то в музыкальный салон дома Траттнернов и обратно!

Их часто приглашают в гости. Обилие и разнообразие мясных блюд на столе вызывает немалое удивление Леопольда Моцарта: как-никак время поста. Однако он отдаёт дань этим яствам и в письме к Наннерль не нахвалится венской кухней.

Даже мадам Вебер, у которой он однажды сидит с семьёй сына за праздничным столом, сильно вырастает в его глазах благодаря «несравненно приготовленному» фазану.

И вообще, при более близком знакомстве «со всеми этими Веберами» мнение Леопольда Моцарта о них смягчается. А к Алоизии, очень привлекательной женщине и талантливой певице, он испытывает несомненную симпатию. Теперь он понимает, почему его сын проникся к ней такой страстью...

К самым памятным событиям в этот его приезд в Вену следует отнести вечер, когда в доме Вольфганга состоялся домашний концерт камерной музыки, в котором участвует Йозеф Гайдн. Он играет первую скрипку, Вольфганг — альт, а два музыкально одарённых юных дворянина ведут партии второй скрипки и виолончели. В программе три последних скрипичных квартета из посвящённых великому другу.

Квартет выступает в этом составе, конечно, впервые, но играет столь проникновенно и одухотворённо, что у растроганного отца на глазах появляются слёзы. Перед тем как Констанца приглашает всех к столу, Гайдн подсаживается к сидящему несколько в стороне Леопольду Моцарту и заводит с ним разговор:

— Ну, господин капельмейстер, что вы скажете об этих последних чадах музы вашего сына?

— Я просто не нахожу слов. Я вновь и вновь удивляюсь гармониям и модуляциям, которые изобретает мой сын. Он в Вене необычно вырос.

— И неудивительно. С тех пор как он обрёл свободу, зазвучали молчавшие доселе струны его души, этой свободой проникнуты все его мелодии. Ему было самое время раз и навсегда покончить со службой на барщине!

— Вы так полагаете?

— Естественно. Чего бы он достиг, останься он в зальцбургской глуши? Радуйтесь, что он нашёл в себе мужество сделать этот шаг.

— Ваши слова признания как бы снимают мои последние сомнения, которые вызвало во мне решение Вольфганга. Поначалу оно казалось мне даже опасным... Даст Бог, благодаря своим успехам он получит здесь, в Вене, хорошую должность и прочный доход.

— Зачем ему это? Его гениальность — вот самая лучшая должность в жизни, её ни с чем не сравнить! Господь свидетель, я говорю вам это от чистого сердца. Ваш сын — самый великий из известных мне композиторов. Он и вкусом обладает, и потрясающими познаниями в науке композиции.

Тут они слышат голос Вольфганга:

— Да будет мне дозволено прервать беседу досточтимых мужей! Труба зовёт! Моя Штанцерль изнывает от нетерпения. Каплун остывает, а шампанское становится тёплым.

— Ну, такое приглашение мы повторять дважды никого не заставим, не правда ли, господин Моцарт? — откликается Гайдн, берёт Леопольда Моцарта под руку и ведёт в столовую, где в центре стола поблескивает золотистой корочкой жареный каплун, а по углам его оплывают в тяжёлых серебряных подсвечниках розоватые свечи.