Валериан Торниус - Вольфганг Амадей. Моцарт

Моцарт привёз с собой в Прагу только часть, хотя и весьма значительную, своей оперы. Большая часть либретто положена на музыку ещё в Вене: и драматическая интродукция, и встреча Дон-Жуана с бывшей жертвой своих домогательств Эльвирой, и комичная «ария со списком», в которой Лепорелло перечисляет завоевания своего хозяина — это один из самых лакомых кусков оперы! — и ухаживания Дон-Жуана за деревенской красоткой Церлиной в галантном, чувственном дуэте «La ci darem la шепо» — «Ручку мне дай, красотка», и пролог к блестящему празднеству в замке — всё это уже написано. Но пропущен целый ряд важных номеров. Моцарт вообще не был педантичен. Не писал одну арию за другой, следуя либретто слепо, эпизод за эпизодом. Будучи ярко выраженным человеком настроения, он хватается то за одну сцену, то за другую — как того душа пожелает! — и придаёт ей законченный музыкальный образ.

Бог Амур, этот шельмец, который своими прихотливыми выходками творит столько бед среди людей, на сей раз, к чести его будет сказано, имеет большие заслуги перед искусством: опытнейший режиссёр, он отдаёт роль музы композитора Бабетточке, дочери управляющего Бертрамки, и что самое главное! — писаной красавице! Она проста и естественна в обращении, свои обязанности по дому она знает назубок и выполняет их с удовольствием, чтобы гость не испытывал недостатка ни в чём. В её отношении к знаменитому автору «Фигаро» нет ни капли подобострастия, скорее она выступает в роли его равноправного товарища.

Соблюдая кодекс благопристойности, они заигрывают друг с другом, иногда обнимаются и обмениваются поцелуями — но не больше.

Однажды вечером, когда месяц, их надёжное доверенное лицо, пронизывает своими волшебными лучами ветви старых почтенных деревьев и освещает посыпанные гравием дорожки, она даже назначает свидание в розарии композитору, которому, при всём его опьянении творчеством, как глоток свежего воздуха нужно живое человеческое участие.

Моцарт торопится на свидание с юношеским пылом. Сладкий привкус желания и возбуждения смущает его, и после того как милая плутовка, подарив ему немало горячих поцелуев, под конец всё-таки выскальзывает из его объятий и запирается в своей комнатке, он зовёт Моцарта к письменному столу, заставляет работать, творить. И в этом состоянии невольного возбуждения из-под его пера выходит романс романсов всех времён «Deh vieni alia finestra, о mio tesoro» («Подойди, любимая, к окну...»).

Мало этого! Вслед за ним возникает сцена переполоха, вызванная появлением жениха Церлины Мазетто и деревенских парней, которые хотят наказать соблазнителя, но добиваются обратного: хозяин замка, переодевшись в Лепорелло, основательно поколачивает болвана Мазетто. И Церлина, ищущая жениха с фонарём в руке, к своему удивлению, обнаруживает его, раненного, лежащим на земле.

Но и тут перо Моцарта не останавливается. Его так и подмывает воплотить средствами музыки лукавые, исполненные скрытой чувственности стихи, в которых Церлина, обманутая в своём ожидании первой брачной ночи, будит и утешает своего Мазетто. С гениальной интуицией он воссоздаёт любовное воркование и учащённое сердцебиение:

Когда эта простая лирическая ария тщательно разработана и готовы партии отдельных инструментов, как бы переброшен мостик к написанному ещё в Вене сложнейшему секстету. Это на редкость цельный сплав комического с трагическим, здесь как бы распутываются нити маскарада и на первый план выдвигается обманутый Лепорелло, на которого обрушивается злость всех оскорблённых в своих чувствах мужчин и женщин, в то время как настоящий совратитель и обманщик остаётся в тени!

Тут Моцарт, к своему удивлению, замечает, что на дворе давно день. Он долго любуется деревьями в саду, ветви и листья которых потяжелели от утренней росы. Потом встаёт, потягивается и позёвывает, потихоньку поднимается в свою спальню, где он, полураздетый, валится на постель и забывается в глубоком сне.

Проходит несколько часов. Моцарт просыпается. До него доносится снизу звук голосов. Он не спит, но и не бодрствует, и всё-таки к мечте он ближе, чем к действительности. Но тут раздаются серебристые звуки спинета, и сразу вслед за этим вступает высокий и сильный женский голос. Моцарт, широко открыв глаза от удивления, прислушивается. Сомнений нет — это ария Церлины «Я знаю средство, которое тебе, дорогой...». Он мигом вскакивает с постели и распахивает окно. Конечно, это пела Йозефа Душек, а кто же ещё?! Никогда Вольфганг Амадей не совершал утреннего туалета быстрее и поверхностнее, чем сейчас. Ещё не отзвучали последние такты арии, как он уже стоит у неё за спиной и громко хлопает в ладоши: «Бис! Бис!» Она поворачивается к нему и говорит:

— Ага, значит, мы всё же стащили нашего соню с перины! Из объятий Морфея его можно вырвать только с помощью им собственноручно написанной музыки.

— А как же может быть иначе, если ночной покой у него похищен Орфеем? Но я просто счастлив, что моя медвежья спячка прервалась столь приятным образом, — отвечает Моцарт, целуя Йозефе руку. — Который, между прочим, час?

— Самый подходящий, чтобы выпить вместе с вами послеобеденный кофе.

— О Боже, время пошло у меня кувырком!..

Постепенно подъезжают остальные гости: Франц Душек, Констанца, Бондини, его жена Катерина — первая Церлина, Гуардазони, красавица Миселли — первая Эльвира.

— Вы сами видите, Моцарт, какое общество к вам нагрянуло. Посмотрим, какой вы хозяин дома!

Моцарт готов тут же бежать на кухню, чтобы отдать там распоряжения, но Констанца удерживает его:

— Ой, муженёк, посмотри, у тебя парик съехал набок! А где твоё жабо?

— Не обижайся на меня, Штанцерль. Этот чёртов «Дон-Жуан» совсем выбил меня из колеи.

Пока Констанца поправляет парик и укрепляет сползшее жабо у подбородка, появляется Бабетта с кофейными приборами.

— Обратите внимание, Моцарт, домовые поработали за вас! — шутит Йозефа.

А теперь к нему подходит Бондини:

— Похоже, обстановка Бертрамки благотворно действует на вас, любезный синьор Амадео. Мы с Гуардазони позволили себе заглянуть в партитуру оперы. О, ваша старательность и трудолюбие выше всяких похвал!

— По совести говоря, за последние две недели я не одну ночь провёл без сна...

— Он стал просто невыносим, — подхватывает его жена. — Каждые пять — десять минут — во сне ли, наяву ли — повторял как заведённый: «Опера! Опера! Боже, что будет, если я её не напишу? Я разорён!»

Директор театра никак не может успокоиться даже за кофе и пражским тортом. Причина тревоги: а вдруг оперу не удастся поставить к приезду молодой великокняжеской четы, принца Антона Саксонского и эрцгерцогини Марии Терезии. Композитору хотелось бы успокоить Бондини, но он и сам не слишком-то уверен, что сдержит слово и сдаст полную партитуру ровно через неделю. Завершение оперы напоминает Моцарту покорение горной вершины, до которой ещё далеко.