Фредерик Бриттен Остин - Наполеон

Поздно ночью Бонапарт устало снимал с себя одежду, чтобы поспать пару часов. Он был в сильном раздражении. День, этот важный день оказался безвозвратно потерянным. Взять Дего не удалось. Приводило в бешенство то, что его первоначальные приказы были абсолютно правильны. Перебежчики сообщали, что утром в Дего было всего тысяча двести солдат, но затем к ним прибыло подкрепление. Днём там насчитывалось уже четыре-пять тысяч, а завтра будет ещё больше. На другом направлении атаки аванпосты Ожеро по-прежнему находились у Миллезимо. Соединиться с Серюрье не удалось. И Коссерия не была взята. Ожеро доложил, что он предпринял ещё один штурм, который обошёлся также дорого, как и предыдущий. Теперь он вёл переговоры с Провера и вновь отказался от условия свободного выхода из крепости, которое выдвинул маркиз. Ночью Ожеро готовился к новой атаке. У врага почти кончились боеприпасы; кроме того, в крепости не было воды.

Всё это было бы неплохо, но он даром потратил целый день — один из тех бесценных дней, каждый момент которого мог сыграть решающую роль в его судьбе. Он сознавал свою вину. Сегодня он потерял самообладание, поддавшись событиям, а не руководил ими. Атака в Коссерии оказалась дорогостоящей ошибкой. Ему надо было просто изолировать это место и постепенно добить австрийцев. Сейчас бы он уже был на высотах вокруг Чевы, и Колли был бы разбит. Но первое же дерзкое сопротивление его воле заставило Бонапарта прийти в слепую ярость.

Никогда больше он не потеряет самообладания, не останется глухим к доводам рассудка. Если бы Колли так же отреагировал на отчаянное сопротивление французов в Монтеледжино, ситуация могла бы стать очень опасной. Но Колли не использовал эту возможность. Бонапарт видел противника растерянным, нервничающим, боящимся за свои фланги и тылы и неспособным к решительным действиям. Не скоро Колли выпадет второй такой случай. Но Бонапарт и сам сплоховал. Он не использовал свои возможности, оказался недостойным своей судьбы. Эта мысль приводила его в неистовство. Он ненавидел ухмылки Массена. Какой негодяй донёс ему, что в тот день Массена обозвал его идиотом?

Он лёг в постель. Завтра будет новый день. Что делала в это время Жозефина? Жозефина, Жозефина... Возможно, он увидит её во сне.

Когда наступил закат следующего дня, двадцать пятого жерминаля, и золотые, пурпурные и алые тона изумительно расцветили голубое апрельское небо, он находился уже в Дего, только что захваченном после длившегося весь день сражения.

Массена предпринял широкий обходной манёвр справа, в направлении мощного каменного редута на плато, служившего ключевой позицией в обороне противника: именно редут, а не древняя крепость, был тем фортом, о котором говорили перебежчики. Лагарп продвигался из Кайро по берегу Бормиды; перейдя реку вброд за Дего, он атаковал слева. Его пехота вскарабкалась на высоты и напала на редут с другой стороны, отрезав противнику путь к отступлению. Те из врагов, кто не был убит, ранен или взят в плен, в панике бежали, сметая опоздавшие батальоны австрийцев.

Потери французов, против всех ожиданий, оказались поразительно малыми. Впервые за кампанию оборванные, босые батальоны атаковали с такой отвагой, с таким воодушевлением, что значительно превосходившие их числом австрийцы не смогли толком организовать сопротивление. Он честно мог приписать эту заслугу лично себе. Прямо за Кайро, перед началом марша, он объехал ряды и воодушевил их новостью о взятии Коссерии. (Проклятые развалины. Они сдались только в четверть девятого утра). Он заставил их поверить, будто Коссерия — это могучая современная крепость, и солдаты кричали от радости и воодушевления. Неужели они позволят людям Ожеро превзойти их? «Снова к победе, мои храбрецы! Бегом! Слава ждёт вас! Да здравствует Республика!» Они подхватили его призыв! Полки один за другим начинали с невероятной скоростью двигаться в направлении Дего. Воодушевление нарастало. Пару часов спустя, когда, достигнув этого опорного пункта обороны врага, батальоны поднялись на высоты и вступили в схватку с противником, крики французов ещё были слышны, пока грохот не заглушил их голоса. Он начал управлять этой недисциплинированной толпой, которую представляла собой его армия, превращать её в послушный инструмент.

Теперь, когда победа была одержана, он ехал по старинной мощёной улице, которая вела к центральной площади Дего, украшенной несколькими деревьями грязно-зелёного цвета. Налево шла дорога к мосту через Бормиду. Высоко над его головой, почти на самом верху располагавшейся на скале крепости, развевался трёхцветный французский флаг. (В этой крепости находился женский монастырь, с обитательницами которого солдаты обошлись не слишком вежливо,) В воздухе всё ещё стоял пороховой дым, наполнявший ноздри едким запахом, хотя в самой деревне боя практически не было. Жители исчезли. Те, кто не успел спастись бегством, прятались по домам с запертыми на засовы дверьми и плотно закрытыми ставнями.

Когда он остановился в центре площади, с дороги в деревню хлынула толпа солдат. Выкрикивая богохульства и ругательства, отпихивая друг друга, они бросились на эти запертые дома, выбивая двери прикладами мушкетов, нетерпеливо расстреливая замки и запоры. Начался повальный грабёж.

Он был неспособен остановить его. Это была война, это была победа. Он видел, как старшие офицеры уводили австрийских лошадей и мулов. В эту минуту у него не было ни сил, ни власти остановить своих людей, опьянённых победой.

Массена прибыл в деревню на лошади. За ним следовала группа всадников. Его худое смуглое лицо потеряло выражение обычного язвительного спокойствия.

— Ещё один славный денёк, генерал! — неистово завопил он. (Можно было подумать, что он тоже пьян). — Мы ночуем сегодня в Дего, как вы приказали! Три или четыре тысячи пленных, шестнадцать орудий! Остальных преследует Лагарп по дороге в Спиньо. Мюрат с той кавалерией, какую смог собрать, наступает им на пятки. Кровопийца этот ваш адъютант. Старик Болье долго не будет нас беспокоить! А что вы думаете об этом трофее? — Он указал на необычайно хорошенькую девушку, ехавшую на коне следом за ним. Одетая в изящную амазонку — очевидно, знатная дама, — она не знала, плакать ей или заискивающе улыбаться этим грубым солдатам, и только сжимала в руке какой-то амулет.

— Это собственность какого-то австрийского офицера — не знаю, то ли жена, то ли любовница. Какая разница? — Он громко расхохотался. — Красотка, не правда ли? Не чета этим деревенским девкам! — Расшитый золотом мундир, сильно запачканный грязью во время сражения, делал Массена потрясающе похожим на лихого разбойника или, вернее, бывшего пирата. — Вам, генерал, следует найти себе девушку, — засмеялся он. — У этих австрийских аристократов при себе много первоклассных женщин. Вы сможете подобрать себе подходящую. Только не эту! — Массена снова засмеялся и послал пленнице воздушный поцелуй.