Фредерик Бриттен Остин - Наполеон

Как следует стегнув своего осла, она пустилась наутёк. Солдаты бросили кровать и побежали в поле. Крестьянки, вцепившись в уздечку его коня, из последних сил причитали:

— Синьор генерал! Ради Бога, защитите нас от этих солдат. Они утащили из дома всё, что только можно. Даже распятие со стены украли!

Бонапарт послал часть эскорта в погоню за старухой, а другую — на поле, за убегавшими солдатами. Ждать, пока тех доставят назад, пришлось недолго. Старая карга на повозке поносила его непристойной бранью. Она следовала за армиями во всех революционных кампаниях. Теперь она вопила, что никто и никогда не мешал ей, кроме этого проклятого сопляка-генерала. Он ничем не лучше какого-нибудь аристократишки! Небось его жена — эта потаскушка, от которой Баррас избавился, — сплавив его в армию, крепко наставляла ему рога в Париже!

Насмешки этой жалкой старой гадины задели его до глубины души. Из каких слухов она черпала эту мерзость? В армии не место сплетням. Старуха продолжала бесноваться. Он сурово приказал двум офицерам из эскорта остаться и проследить, чтобы всё похищенное было возвращено женщинам, а потом препроводить эту мегеру в город и передать в руки военной полиции. Ещё двум офицерам он приказал отправить арестованных мародёров в штаб.

Сердито, почти гневно главнокомандующий обратился к этим трём оборванным, обозлённым негодяям:

— Вы не солдаты! Вы разбойники! Разве вы не слышали моих приказов? Сколько ещё уроков я должен вам дать? Мои распоряжения надо выполнять! Завтра вы будете расстреляны перед строем. Вы будете навеки опозорены и обесчещены. Вы грабите в то время, когда ваши товарищи сражаются. Вы недостойны быть солдатами французской армии!

Все трое были пьяны и глупы, но один из них оказался ещё и наглецом.

— Что ты болтаешь, Малыш! И это республиканец? Стало быть, в этой армии красть дозволено только офицерам? Они могут тащить целыми фургонами, а бедный солдат не имеет права заработать на стакан вина? Ба! — Он сплюнул. — Прощай, равенство! Это я говорю тебе, дерьмо!

Бонапарт поехал своей дорогой. Эта скотина сказала правду. Офицеры грабили без стыда и совести, а высшее начальство вывозило награбленное целыми обозами. Ничто не могло изменить положение. Они плевали на самые суровые приказы и снова шли на разбой. Полицейских подразделений, которые он создал, явно не хватало, да и были они ничем не лучше других. Вся таившаяся в людях мерзость прорвалась наружу и вылилась в разнузданный грабёж. Можно ли было ценой таких преступлений, дававших выход самым отвратительным страстям, добиться славы, к которой он стремился? Но если посмотреть на всё это с другой стороны, то он не нёс ответственности за людей, которые оказались в его распоряжении. Нужно пользоваться тем, что есть.

Настал следующий день, шестое флореаля. Снова шёл дождь. Закутавшись в плащ, Бонапарт ехал по длинной, широкой, мощённой булыжником улице Кераско, заканчивавшейся высокой триумфальной аркой семнадцатого века.

Сильная крепость, окружённая стеной с палисадом, сдалась без боя. После нескольких пушечных выстрелов небольшой гарнизон Колли поспешил очистить Кераско, даже не дожидаясь, пока заклепают пушки. Дивизия Массена вошла сюда по приглашению насмерть перепуганного магистрата в одиннадцать часов утра. Теперь его солдаты разбили привал на берегах реки Стура, прямо у городского моста.

С тонкой проницательностью Бонапарт взвешивал преимущества своего положения. У него не было желания начинать осаду Турина. Войска и так стояли достаточно близко от столицы Пьемонта, чтобы напугать до судорог королевский двор. Усиливая моральное давление, он послал Ожеро в сопровождении двух видных пьемонтских революционеров занять находившийся далеко справа город Альбу. Мятежники докладывали, что охваченный революционным брожением город с радостным нетерпением ждал поддержки французов, чтобы создать свободную республику по французскому образцу. Кроме того, захват Альбы был первым стратегическим шагом к следующему акту кампании против Болье, который должен был начаться после капитуляции Пьемонта. Он по-прежнему стойко препятствовал любой попытке австрийцев прийти на помощь союзникам и семь раз отмерял перед тем, как один раз отрезать.

Довольный собой, он ехал по улице, битком забитой людьми. Собравшимся не терпелось увидеть молодого завоевателя, которому приписывалась нечеловеческая сила и который, как уверяли многие благочестивые, религиозные люди, являлся воплощением самого Сатаны.

Пара смельчаков размахивала шляпами и кричала:

— Да здравствует Освободитель! Да здравствует Революция!

Однако большинство жителей наблюдало за ним молча и прижимало к себе детей. Бонапарт не обращал на них внимания. Едва ли эти люди вообще существовали для него. Ум его был занят другим.

Теперь, когда открылась более короткая дорога во Францию через Тендский перевал, он приведёт с побережья бригады Маккара и Гарнье и усилит ими действующую армию. Бригада из дивизии Серюрье осуществит связь с ними и прикроет их подход. Он перебросит дивизию Серюрье налево, к Кони, и отрежет эту крепость от Колли. Он не будет избегать передвижений, которые облегчат наступление на Пьемонт в случае провала переговоров. Но переговоры не сорвутся. Затем он немедленно освободит пьемонтских военнопленных, чем убьёт сразу двух зайцев: во-первых, освободится от необходимости кормить их, а во-вторых, куда бы ни направились эти пленники, от их рассказов люди будут ужасаться при одном упоминании его имени. Он направит их в Турин, чтобы увеличить панику в столице. Но он должен быть готов в любую минуту отречься от пьемонтских революционеров, отказаться от поддержки молодой и слабой республики, которую эти якобинцы собираются провозгласить в Альбе, если королевский двор в Турине вовремя капитулирует и передаст ему требуемые крепости. Он скорее предпочтёт иметь дело с опытным, устоявшимся монархическим правительством, чем взбаламутит революционный хаос...

Завтра, когда король и его министры услышат о событиях в Альбе, они уступят ему. Но теперь он потребует не две крепости, а три: Кони, Тортону и Алессандрию. А вдобавок — свободного доступа к переправе через По в Валенце. Это введёт австрийцев в заблуждение относительно его настоящих планов, о которых он ещё никому не говорил.

Он спрыгнул с лошади возле большого дома на главной улице. Трёхцветный флаг, развевавшийся над домом, и группа собравшихся у входа адъютантов указывали на то, что Бертье расположил здесь свой штаб. Это был не дом, а настоящий дворец — палаццо Сальматориса [35] Сальматорис — в 1796 г. дворецкий сардинского короля, впоследствии префект (мажордом) дворца Наполеона. , построенное в форме каре. Внутренние покои выглядели великолепно. Стены были покрыты богатыми лепными украшениями и множеством панно, имитировавших фрески.