Фредерик Бриттен Остин - Наполеон

Это было в мае. Армия покинула свои зимние квартиры и двинулась в сторону России.

В последний раз они сидели у огромного пылающего камина в замке Финкенштейн.

— Когда я вернусь, — сказал он, — ты поедешь со мной в Париж.

— Нет, Наполеон. Зачем всё это?

Она была подавлена, в её словах звучали нотки укора. Он уезжал из Польши, казалось, что все её мольбы и его обещания пропали напрасно.

— Терпение, моя голубка. Мне необходимо встретиться с царём.

— Я больше тебе не верю. Я вернусь в Польшу, буду носить траур и молиться.

Его глаза излучали нежность.

— Мария, — взмолился он. — Я отлично знаю, что ты можешь прожить и без меня. Я знаю, что не завоевал твоего сердца. Но ты хорошая и добрая. Я уверен, что ты не лишишь меня тех коротких, но прекрасных часов, которые я провёл с тобой. Приезжай в Париж, пожалуйста, приезжай. Ведь ты приедешь?

Она взглянула ему в лицо, очень привлекательное в свете камина, и неожиданно для себя сказала:

— Я приеду.

Только в одном он был не прав: теперь она не могла без него жить. Муж, церковь и даже Польша — всё это утратило для неё прежнее значение. Она полюбила его.

Армия Наполеона двинулась прочь; она послала ему золотое кольцо с прядью своих волос и запиской: «Когда ты разлюбишь меня, не забывай, что я тебя люблю».

Возможно, преданная своей стране графиня сделала для Польши больше, чем она считала. Вскоре был заключён договор в Тильзите [40] ...был заключён договор в Тильзите, — См. Вступит. статью («Первая империя»). . Здесь на украшенном плоту на реке Мемель потерпевший поражение царь и победоносный Наполеон разделили пол-Европы так же, как делят пирог. Наполеон стремился снискать дружбу России и с щедростью отдавал ей чужие земли. Но было замечено, что когда речь заходила о Польше, он становился твёрже и неуступчивее. По крайней мере, в результате всех этих переговоров Польша стала маленьким государством — Великим герцогством Варшавы, расположенным в центральных провинциях прусской территории. Оно было слишком маленьким, чтобы сохранить самостоятельность, но, по крайней мере, поляки управляли поляками (при помощи Франции) и неплохо справлялись с этим до того момента, как Россия подчинила их себе опять. Наполеон дал им конституцию, очень похожую на французскую и с большим количеством свобод. В это время Мария Валевская была всё ещё рядом с императором. Предстоящую войну с Россией он называл «второй польской войной»; князь Понятовский со своими людьми, обуреваемыми великими надеждами, двинулись за ним. И Наполеон, по крайней мере, сделал для них больше, чем любой другой иностранный монарх. Если бы не поражение в России, он мог бы сделать для них и ещё более. При отступлении в 1813—1814 годах остатки польских войск преданно следовали за Наполеоном. Князь Понятовский погиб, прикрывая его отступление из Лейпцига.

Таким образом, «жертвы» «польской жены» не пропали даром.

Она приехала в Париж, и Констан впервые провёл её по тайной лестнице дворца Тюильри. В 1809 году в возрасте двадцати одного года она ещё в течение трёх счастливых месяцев тайно проживала с Наполеоном в Вене. К тому времени он сместил Папу и за это был отлучён от Церкви. Вместе с Марией он жил во дворце австрийского императора в Шёнбрунне, где она зачала ребёнка. Это стало одним из самых важных событий. О чём бы ни шепталось его окружение, одно не оставляло никаких сомнений: он может быть отцом и основать династию. Теперь судьба неверной бесплодной Жозефины, которой исполнилось уже сорок шесть, была решена.

В январе 1810 года Наполеон развёлся с Жозефиной. Он был с ней мягок и выражал сожаления по этому поводу, однако дело было сделано. В апреле император женился на другой Марии — Марии-Луизе, старшей дочери императора Австрии. Четыре недели спустя, 4 мая 1810 года, Мария Валевская родила сына, которого назвали Александром. 20 марта 1811 года императрица тоже родила Наполеону сына. Александр, дитя любви, прославился в дальнейшем как дипломат, государственный министр и сенатор Франции.

«Где же Констан? Констан», — пронеслось у неё в голове. Он знал их всех — Жозефину, Марию Валевскую, Марию-Луизу и многих других.

За дверью Наполеона стояла тишина. Она испытывала огромное искушение постучать, но знала, что этого делать не следует.

— Пусть подождёт, — сказал император. У него было какое-то важное дело, и он что-то напряжённо писал.

Она подождала и через некоторое время убедила Констана постучать снова.

— Пусть снимет плащ, — последовал приказ. Прошёл ещё час. Наполеон продолжал писать свою депешу, подёргивая правым плечом, что всегда служило признаком его глубокой сосредоточенности. Констан, полный сострадания, постучал опять, однако с изрядной долей сомнения.

— Пусть уходит.

Мария Валевская согласилась бы прождать всю ночь, только бы не слышать этих слов.

Констан считал огромной ошибкой, величайшим просчётом Наполеона то, что он не женился на Марии Валевской после развода с Жозефиной. Она знала, что в своё время он думал об этом. Но она не жаловалась, что он поступил по-другому. Ей было известно, что в этом странном, безумном мире монархов, куда забросил её случай, любовь и супружество имеют мало общего. Императору был нужен сын, рождённый от принцессы королевской крови. Он сын корсиканского мятежника, дитя Революции, вынужден был подчиниться древним традициям.

— Каждый человек, — сказал он однажды с горечью, — должен согласовывать свои действия с нравами и обычаями своего времени, в моём случае — с политической необходимостью. Поцелуй меня. Ты меня понимаешь, моя милая Мария?

— Понимаю, — ответила она. — Которая из них? — Список возможных претенденток состоял из восемнадцати молодых девушек.

Его избранницей могла стать принцесса из Саксонии или из России, — но последней исполнилось всего пятнадцать, а ребёнок был нужен как можно скорее, так как слишком много людей желали смерти Наполеона. Кроме того, Габсбурги [41] Габсбурги — династия, правившая в Австрии. С 1282 г. — герцоги, с 1453 г. — эрцгерцоги, с 1804 г. — австрийские императоры. , в отличие от русских, не были православными — православный священник при дворе императора смотрелся бы не очень уместно. К тому же их род славился своей плодовитостью.

— У матери Марии-Луизы, — сказал он ей, — было тринадцать детей!

— Непостижимо! — ответила она.

— У одной из её прародительниц было семнадцать детей. У другой — двадцать шесть.

— О, Боже! Но, Наполеон, кто знает, я ведь только начала рожать!

— Увы, моя милая! — он потрепал её по щеке. — Если бы твоё происхождение было таким же царственным, как и твоя красота!