Станислав Десятсков - Когда уходит земной полубог

— Признаться, ваша милость, с дороги я чертовски продрог, да и качало в Северном море изрядно, потому не откажусь пропустить глоточек-другой! — Джефрис говорил с резким акцентом лондонского простонародья. Бокал он тоже осушил по-простому — одним махом.

— Какие новости в Стокгольме, милейший? — В голосе Стэнгопа звучало явное нетерпение.

Но Джефрис, прежде чем ответить, протянул руку к бутылке, плеснул себе ещё вина в бокал, сделал добрый глоток и выразительно покосился на молодого лорда.

— У меня нет секретов от этого джентльмена. Лорд Картерет скоро будет нашим новым послом в Швеции! — разъяснил министр.

«А я и сам не знал!» — удивился Картерет, но благоразумно промолчал, решив, что Порой молчание дороже золота.

— Что ж, милорды! — К немалому удивлению лорда, незнакомец стал вдруг обращаться с ними запанибрата. — Король Карл XII сыграл в ящик под безвестной норвежской крепостцой Фридрихсгаль!

— Конечно же пал в бою? — вырвалось у Картерета.

— Можно и так сказать, только боя там не было. А вот шальная пуля нашлась! — уклончиво и не без насмешки над лордом-молокососом заметил Джефрис.

— Бедный король-рыцарь! — поднял свой бокал министр. — Вечная ему память!

Когда помянули короля, Стэнгоп сказал уже серьёзно:

— Расскажите, как это случилось, Джефрис. И запомните ещё раз: от лорда Картерета у меня нет секретов.

— Извольте, ваша милость! — Джефрис пожал плечами, как бы удивляясь доверчивости министра. — Всем известно, что король Карл обожал музыку пуль и любил высовываться из апрошей! Тут-то его и настигла пуля, так что король свалился с бруствера прямо в траншею!

— И всё? — переспросил министр.

— Конечно, не без последствий, сэр! Шведская армия, как мы и ожидали, тотчас объявила новым главнокомандующим мужа младшей сестры короля Ульрики-Элеоноры гессенского принца Фридриха. А где армия, там и власть! Ульрика-Элеонора провозглашена ныне королевой Швеции, а муж стал её соправителем. В беседе со мной принц обещал, что переменит всю шведскую политику в отношении Англии. И в подтверждение слов принца ещё одна добрая новость: барон Герц арестован и отдан под суд. В Стокгольме последняя судомойка знает, что одноглазого голштинца ждёт топор палача! Думаю, пока я добирался до Англии, казнь уже и свершилась, сэр. Правильно говорят: сколько бы верёвочке ни виться... — Джефрис выразительно провёл рукой по шее.

— Ну а эта затея царя Петра — мирный конгресс на Аландах? Летит к чёрту? — поинтересовался Стэнгоп.

— Скорее всего! — пожал плечами Джефрис. — Правда, Ульрика-Элеонора побоялась сразу прервать переговоры — ведь народ в Швеции так жаждет мира!

— И всё же, мой друг, нам важно, чтобы шведы продолжали воевать с царём Петром, пока мы подберём им союзников — натравим на Россию императора, Польшу, турок! Чем дольше будет длиться эта война, тем прочнее будут наши позиции на Балтике! — хладнокровно разъяснял свою балтийскую политику Стэнгоп.

Картерет застенчиво покраснел и вдруг тоже предложил:

— А может, милорд, послать по весне на Аланды быстрый фрегат и захватить всех полномочных министров на конгрессе — и русских, и шведских?!

— Смело, мой друг! Вот что значит молодость — она и в дипломатии сметает все препоны! — одобрил министр. И, обращаясь к Джефрису, спросил: — Что скажешь на это, старина?

Но Джефрис, к удивлению Стэнгопа, лихую затею лорда не поддержал. И любезно разъяснил дипломатам:

— Новая королева и её муженёк сидят ещё на троне очень шатко. Первый же крепкий противный ветер их сдуть может. А меж тем на трон ещё один претендент есть. И самый законный — молодой герцог голштинский, Карл Фридрих, сынок старшей сестры Карла XII, и, выходит, его прямой племянник. У него немало сторонников и в риксдаге. Так что, милорд, — Джефрис обращался теперь прямо к Картерету, — можно, конечно, совершить тайный набег на Аланды и сорвать конгресс, но, боюсь, не вышло бы по русской поговорке: как аукнется, так и откликнется! На мой взгляд, лучше действовать тихой сапой, глянь, конгресс и расстроится окончательно! — Джефрис раздвинул в улыбке лягушачий рот и добавил: — Особенно когда на Балтике появится британская эскадра!

— А как на неё взглянет царь Пётр? — спросил Картерет. — Не дойдёт ли дело до войны?

— А вот за этим будет следить старина Джефрис, недаром он так сведущ в русских поговорках; Я досылаю вас резидентом в Петербург, Джефрис. И помните; мы должны там балансировать на острие ножа — ни мира, ни войны! За тем и наблюдайте в России! — приказал министр.

— Но, милорд, ведь я был в России в плену и меня там слишком хорошо знают! — пробовал было возражать Джефрис.

— Зато вы знаете русский язык! — Стэнгоп недаром слыл государственным мужем одной идеи Если ему что приходило в голову, его уже было невозможно остановить. — Отдохните в Лондоне недельку-другую, старина, — и в Петербург!

— Миссия будет тайной, милорд? — уныло осведомился Джефрис, которому никак не улыбалось спешить на русские морозы.

— Зачем же тайной, ведь у нас с Россией ещё нет войны! Явитесь к русскому двору открыто — и наблюдайте, слушайте, следите! И обо всём сразу доносите мне!

Когда Джефрис вышел, министр довольно рассмеялся и спросил Картерета:

— Каков молодец?

— Да уж, отпетый! — сорвалось у лорда.

— Такие мне и нужны! — серьёзно ответствовал Стэнгоп и принялся объяснять Картерету его задачу в Стокгольме. — Склоняйте шведов к скорому миру с Ганновером, Пруссией и Данией. Пусть Швеция пожертвует Померанией, Штеттином, Бременом и Верденом. Зато британский флот будет охранять её берега и вернёт шведам не только Финляндию, но Эстляндию и Лифляндию. И, главное, не жалейте денег на подкуп, Картерет! Помните, мало кто может устоять в нищей Швеции перед блеском нашего золота. А я верю в вас, милорд! — С тем напутствием Картерет и удалился от министра, а через несколько дней он был и впрямь назначен королём Георгом послом в Швецию.

В конце мая 1719 года Никита писал новый портрет государя. Пётр позировал ему на сей раз в доме коменданта на Котлин-острове. С подзорной башни, где для царя был устроен кабинет, хорошо были видны все морские подступы к острову и кронштадтская гавань, заполонённая десятками галер, скампавей и баркасов. Лилейная эскадра уже ушла в Ревель, и только два требующих починки стопушечных корабля высились меж лёгкими скампавеями, как великаны средь карликов.

Галерный флот тоже собирался в поход, и даже сюда, на верхи, долетал тысячный гомон людских голосов, скрежет подъёмных блоков, стук топоров.

Пётр сидел за столом и только изредка отрывался от бумаг, с удовольствием ловя солёный морской воздух, густо перемешанный с запахом смолы и свежих плотницких стружек. В Кронштадте был его второй дом, и здесь, на море, он чувствовал себя деятельнее всего.