Александр Сегень - Тимур. Тамерлан

— Хороша, очень хороша! — зная, что сейчас нужно угадать мысли своей госпожи, воскликнула стоящая за спиной у Сарай-Мульк старшая её служанка Шуин, сверстница и стародавняя закадычная подруга. — Даже и не вполне прилично в вашем возрасте выглядеть двадцатилетней девушкой.

— Ну!.. — сердито топнула ногой старшая жена Тамерлана.

— Молчу уж, молчу, — по-доброму улыбнулась Шуин, снисходительно, как и все, относясь к единственной придури биби-ханым, которая во всём другом всегда — вот уж сколько лет! — оставалась премудрой и справедливой. Когда надо — строгой, когда надо — щедрой, всегда точно знающей, кому чего нужно и кто чего заслуживает, когда следует поступить так, а когда — эдак.

— Теперь ступай да разведай осторожненько, как там хазрет, спит ли ещё или уже на ногах, — приказала Сарай-Мульк, и пятидесятилетняя китаянка Шуин послушно поплелась исполнять приказание.

В отличие от своей госпожи она-то как раз выглядела старой, даже старше пятидесяти лет, хотя когда-то и Шуин блистала необыкновенною красотой, и однажды, во время похода против Урус-хана, хазрет переспал с нею несколько раз, после чего она родила ему незаконную дочь, отданную на воспитание в Ургенч, в хорошие руки. Сарай-Мульк, главная жена Тамерлана, не родившая ему ни одного ребёнка, имела полное право не то что тайком отравить служанку, но даже если бы она в присутствии всех заколола её кинжалом, никто б не поставил ей это в вину. Однако биби-ханым сделала вид, будто ничего не произошло. Во-первых, Тамерлан даже бесплодие Сарай-Мульк чуть ли не возвёл в ранг святыни — мол, у биби-ханым множество забот, которые даже важнее деторождения, и она очень скоро перестала отчаиваться оттого, что у неё нет детей, и не завидовала другим жёнам, наложницам и служанкам, лоно которых стало благословенным. А во-вторых, дружбу с Шуин она ставила выше недолгого романа китаянки с Тамерланом.

Выходя из дворца Баги-Чинарана, Шуин прошла через главный, преддверный альков, в котором располагался огромный серебряный стол, со всех сторон окружённый высокими ложами. Именно здесь вчера и проходил дастархан, первый дастархан с вином после долгого-долгого воздержания. Вчера Тамерлан своею высокою волею благословил попойку, и все его приближённые, все, кто был приглашён на дастархан, дорвались.

Стол вчерашнего пиршества уже был убран и вымыт до блеска, но окружающие его лежанки являли собой полный беспорядок. Подстилки и коврики были смяты, подушки разбросаны, там-сям валялись опрокинутые кубки и чаши, пояса и шапки, в трёх местах издавали смрад блевотные лужи. Человек семь-восемь так и остались спать здесь вповалку, и среди них не кто иной, как внук Тамерлана, сын Мираншаха, восемнадцатилетний Султан-Мухаммед. Увидев его спящее опухшее лицо, сине-зелёное в сумерках алькова, Шуин укоризненно покачала головой и направилась вниз по ступенькам крыльца, вышла в сад и свернула налево, где возвышался оранжевый китайский павильон, в котором в эту ночь спал великий завоеватель мира.

Шуин вдруг отчётливо вспомнилась её последняя ночь с Тамерланом, самая лучшая, после которой государь сказал, что больше не хочет делить с ней ложе, а биби-ханым тогда же, утром, со смехом сказала: «Ты, кажется, говорила мне, что Шуин по-китайски — “непорочный лепесток”? Вот и верь после этого в силу имён!»

Она вошла в шёлковый расписной павильон почти одновременно с секретарём Тамерлана, мирзой Искендером, который, пользуясь тем, что хазрет напился, ночевал в обществе своей жены и лишь под утро поспешил на своё место. Шуин не могла взять в толк, почему Тамерлан так доверяет этому урусу, — вот уже полгода ни на шаг не отпускает Искендера от себя. Насколько же симпатичнее был Гайасаддин Ани! И, говорят, такую книгу огромную написал про то, как была завоёвана Индия. Однако ж, гляди-ка, не угодил чем-то. А этот хлыщ угодил…

— Искендер, — окликнула Шуин мирзу. — Любезнейший Искендер, моя госпожа просила осторожно разведать, не проснулся ли ещё великий государь и в каком он настроении.

— Хорошо, — кивнул Искендер, — через несколько минут я дам вам знать, примерная Шуин.

«Примерная Шуин! — мысленно возмутилась служанка. — Мог бы и почтенной назвать, язык бы не отвалился». И стала ждать.

Тем временем Искендер прошёл мимо бдительно стоящих на страже нукеров и вступил в середину павильона, ограждённую высоченными ширмами, крепящимися к толстым золотым столбам. Дверью в это внутреннее помещение павильона служили резные деревянные врата христианского храма, вывезенные из Византии во время похода против султана Баязета. Разделённые на шесть отсеков, врата эти несли на себе шесть резных и позолоченных изображений — воскрешение Лазаря, Вход Господень в Иерусалим, Сошествие во ад, Христос и апостолы у престола Всевышнего, Небесный Иерусалим и Успение Богородицы. Такие же изображения он видел в юности на вратах Успенской церкви в городе Урзане улуса Джучи [116] Урзан — Рязань. Улус Джучи — наследственное владение монгольских ханов из рода Джучи, сына Чингисхана; русские земли считались в разное время то колонией, то протекторатом улуса Джучи. .

Искендер с улыбкой перекрестился на святые изображения, затем с опаской поглядел на стоящего поблизости нукера, но тот ровным счётом никакого внимания не обратил на немусульманский поступок мирзы. Потянув за кольцо, вставленное в пасть льва, Искендер открыл дверь и вошёл туда, где спал Тамерлан. Точнее, уже не спал. Он лежал на спине и смотрел в небо, открывающееся в потолке, — лазурный клочок предрассветного неба. Две наложницы-хиндустанки спали рядом, по обе стороны от завоевателя их родины, залившего Индию кровью по колено. Неподалёку, на другом ложе, также в окружении двух хиндустанок, спал внук Тамерлана, двадцатидвухлетний Халиль-Султан, сын Мираншаха и Севин-бей. Когда-то, завоевав Хорезм, Тамерлан приказал хорезмийскому хану выдать свою племянницу Севин-бей за старшего тимурида, Джехангира. Она была внучкой знаменитого Узбек-хана, и по ней Джехангир стал гураганом, то есть ханским зятем. После смерти Джехангира Севин-бей вместе со всем гаремом покойного перешла к третьему сыну Тамерлана, Мираншаху, и стала рожать детей ему.

Лежащие рядом с Халиль-Султаном наложницы были полностью обнажены, а значит, в отличие от деда, внучок этой ночью не ограничился целованием плеч и грудей красавиц.

Завидев Искендера, Тамерлан довольно бодро приподнялся над своим ложем и спросил:

— Который час?

— Скоро субх, — ответил Искендер и добавил: — Который хазрет, вероятнее всего, оставит сегодня побоку.

— Вероятнее некуда, — вздохнул Тамерлан ради приличия, но явно нисколечко не жалея о том, что пропустит утреннюю молитву. — Нет ли там поблизости глотка бузы? В последнее время в моей столице стали варить просто-таки отменнейшую ячменную бузу.