Александр Сегень - Тимур. Тамерлан

И, едва закончив молитву, эмир повернул к Искендеру искажённое тоскою лицо:

— Нет, я не доживу до весны! Не дождусь её. Я вижу движение войск, я дышу этим мощным перемещением человеческой массы из одного края земли в другой, чтобы там, на том краю, врезаться, врубиться, вмяться во встречную массу. Я хочу идти на Китай как можно скорее. Мои военачальники стали слишком ревностными мусульманами, им подавай обоснованные поводы к войне, будто они не знают, что есть один-единственный повод — их вождь, Тамерлан. Я наброшусь на Китай, как тигр на слона, и, перекусив ему глотку, свалю истекающего кровью. Мои доблестные, непобедимые тумены хлынут на империю Мин с великих высот Тибета, встанут из песков пустыни Алашаньской и, перескочив через Великую стену, ринутся разорять эту страну идолов и драконов. Там я обрету новую жизнь и воскресну, насытившись кровью идолопоклонников. Я вспашу лона всех моих жён, и они родят мне новых сыновей взамен умершего Джехангира, погибшего Омар-шейха, взбесившегося Мираншаха и обабившегося Шахруха. Я соберу всех колдунов Китая, и они омолодят моё умирающее тело. Я слышал, в Китае даже больше жителей, чем в Индии. Ах, как я люблю завоёвывать страны с густым населением!..

Искендер широко распахнутыми глазами смотрел на Тамерлана, наслаждаясь зрелищем зверя, томящегося по добыче. Это был он, тот самый царь-кровопийца, о котором он сегодня начал писать свою потайную повесть. Он сидел перед ним почти неподвижно, лишь взмахивая живою левой рукой, но казалось, что он и впрямь тигр, который мечется по клетке, мечтая вырваться из неё и вцепиться в глотку всему человечеству.

Вдруг Тамерлан схватил себя за горло, захрипел и откинулся к подушкам. Мирза Искендер бросился к нему на помощь, но услышал хриплое:

— Не беспокойся!

— Подать воды или айрана?

— Глоток вина.

«Так я и знал», — мысленно усмехнулся мирза, отправляясь за вином. Спустя полчаса, выпив три полные пиалы красного румского вина, великий завоеватель мира уже вовсю спал, тревожно всхрапывая и надувая свои и без того толстые губы.

— Отвечай же мне, хромой дурак, как смеешь ты не бояться меня?

Тут он увидел её. Она стояла посреди степи, голая безобразная старуха, с лицом, искажённым злобою. «Бабушка Фатуяа, — хотел сказать он ей, — почему же я должен бояться тебя? Ведь тебя уже давным-давно нет на свете», — но язык у него окаменел и не двигался, а из глубины души вставал стон ужаса, поднимался по пищеводу, заполнял глотку, гортань и — хрипло вываливался наружу из оскаленного рта.

Он открыл глаза и увидел потоки крови, льющиеся сверху вниз, и лишь в следующую секунду зрение представило ему настоящую картину бытия — интерьер царских покоев в самаркандском дворце Баги-Бигишт [88] Баги-Бигишт — букв. «райский сад». , хорасанские ковры тёмно-синих тонов с изысканными мелкими узорами, развешанные по стенам щиты и пики, потолок, изукрашенный дивными арабесками, а на фоне всего этого — лица клевретов. Взгляд мирзы Искендера спрашивал: «Снова? тот же сон?», глаза здешнего векиля Семендара вопрошали: «Можно ли обратиться?», очи остальных просто пожирали владыку с нескрываемой любовью.

— Ну, — рыкнул Тамерлан, — кто первый из вас подаст голос, чтобы я знал, что вы не призраки?

— Позвольте мне, — пропищал векиль своим евнуховским голосом.

— Валяй.

— Минбаши [89] Минбаши — воинское звание в армии Тамерлана, начальник тысячи. Джильберге Йохан просится с весьма важным сообщением. Но уже наступает время для совершения субха…

— Обойдусь сегодня без утреннего намаза, — сердито ответил Тамерлан. — Чем больше я молюсь, тем более поганые сны мне снятся. Начинайте переодевать. А минбаши пусть войдёт, как только я буду одет.

Всё же, одевшись и умывшись, эмир поднёс к лицу левую ладонь и, словно читая с неё что-то на ней написанное, трижды произнёс:

— Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — пророк его.

В этой позе и застал его светловолосый минбаши Джильберге, как его называли чагатаи в Мавераннахре, а настоящее имя этого человека было Иоганн Шильтбергер; немец по происхождению, этот прирождённый вояка был взят в плен в битве при Анкаре, где доблестно сражался на стороне султана Баязета, честно отрабатывая свой высокий заработок наёмника. Узнав о подвигах этого белокурого гиганта, Тамерлан предложил ему службу в своей армии, но тот благородно отказался под тем предлогом, что нанимался к Баязету и потому должен делить с Баязетом плен. Однако вскоре пленный султан скончался по пути в Самарканд, и тогда Шильтбергер, считая отныне себя свободным от обязательств, согласился на предложение Тамерлана, получив для начала чин унбаши. Спустя год он уже сделался юзбаши [90] Унбаши — командир десятка. Юзбаши — командир сотни. , а в этом году получил под своё командование тысячу воинов. Так быстро мало кто взбирался по лестнице военной карьеры, но у Тамерлана было своё, особое отношение к иностранцам, служащим ему верой и правдой. Он рассуждал так: если найти весьма ценного человека со стороны и как следует приручить его, он будет думать о правителе: «Кто я ему? А он для меня ничего не жалеет» — и станет служить ещё преданнее. Под эту же схему в каком-то смысле подходил и мирза Искендер, которому Тамерлан доверял больше, чем многим из своих секретарей.

Войдя и откланявшись эмиру по-европейски, минбаши Джильберге получил приглашение присесть и разделить с Тамерланом завтрак, состоящий из свежего сыра, варёных яиц и маленьких пирожков с мясом, а также взбитых сливок, посыпанных маленькими кусочками дыни. Из напитков были поданы кумыс и айран.

— Что скажешь, минбаши? — спросил Тамерлан. — Как дела в Ходженте? Хорошо ли мои воины учатся стрелять из арбалета?

— Твои воины хорошо овладели этим оружием, хазрет, — со страшным акцентом отвечал немец, — хотя и не очень хорошо понимают, зачем нужно стрелять из какого-то механизма, если они так отлично владеют простым луком.

— Надеюсь, ты объясняешь им преимущества арбалета?

— О да, но они пока видят лишь его недостатки.

В этот миг в комнату вошла хозяйка дворца Баги-Бигишт, двадцатилетняя любимица Тамерлана, внучка Бигишт-ага. Она была как две капли воды похожа на свою покойную бабку Улджай Туркан-ага, умершую при родах третьего сына Тамерлана, Мираншаха, а Тамерлан любил свою жену Улджай и переживал её смерть так же сильно, как гибель первой жены, Айгюль Гюзель. Сколько лет прошло с тех пор, как Улджай ушла в иной мир, и вот теперь она словно вновь расцвела в образе приветливой Бигишт-ага. Всякий раз, когда внучка входила в комнату, где сидел Тамерлан, сердце великого завоевателя подпрыгивало, будто он опять видел свою Улджай. И всякий раз он думал о том, что точно так же осенью умирают цветы, чтобы следующей весной родились новые, как две капли воды похожие на те, прошлогодние, но всё же — другие.