Фаина Гримберг - Семь песен русского чужеземца. Афанасий Никитин

— Дивно, — согласился Офонас.

Казалось, и Микаил всё понимал. Засмеялся:

— Эх! Один Хамид-хаджи у меня. Да ты у меня один. Прочие все мои люди — одно слово простое — слуги. Хамид-хаджи и ты...

В Смоленске писал Офонас, в темнице писал:

«Мелик-ат-туджар со своей ратью выступил из города Бидара против идолопоклонников в день памяти шейха Ала-ад-дина, а по-нашему — на Покров Святой Богородицы, и рати с ним вышло пятьдесят тысяч, да султан послал своей рати пятьдесят тысяч, да пошли с ними три везира и с ними ещё тридцать тысяч воинов. И пошли с ними сто слонов в доспехах и с башенками, а на каждом слоне по четыре человека с пищалями. Мелик-ат-туджар пошёл завоёвывать Виджаянагар — великое княжество индийское.

А у князя виджаянагарского триста слонов, да сто тысяч пешей рати, а коней — пятьдесят тысяч.

Султан выступил из города Бидара на восьмой день после нашей Пасхи. С ним выехало двадцать шесть везиров — двадцать бесерменских везиров и шесть везиров индийских. Выступили с султаном двора его рати сто тысяч конных людей, двести тысяч пеших, триста слонов в доспехах и с башенками, да сто лютых зверей-львов на двойных цепях.

А с Мал-ханом вышло двора его двадцать тысяч конных, шестьдесят тысяч пеших, да двадцать слонов в доспехах. А с Бедер-ханом и его братом вышло тридцать тысяч конных, да пеших сто тысяч, да двадцать пять слонов, в доспехах и с башенками. А с Сул-ханом вышло двора его десять тысяч конных, да двадцать тысяч пеших, да десять слонов с башенками. А с Везир-ханом вышло пятнадцать тысяч конных людей, да тринадцать тысяч пеших, да пятнадцать слонов в доспехах. А с Кутувал-ханом вышло двора его пятнадцать тысяч конных, да сорок тысяч пеших, да десять слонов. А с каждым везиром вышло по десять тысяч, а с иными и по пятнадцать тысяч конных, а пеших — по двадцать тысяч.

С князем виджаянагарским вышло рати его сорок тысяч конных, а пеших сто тысяч, да сорок слонов, в доспехи наряженных, и на них по четыре человека с пищалями.

А с султаном вышло возырев двадцать шесть, а со всякимъ возырем по десяти тысяч рати своей, а пеших двадцать тысящ, а с ыным возырем пятнадцать тысяч, а конных людей и пеших тридцать тысяч. А индейскии четыре возыри великих, а с ними рати своей сорок тысячь конных людей, а пеших сто тысяч. И султан ополелся на индеян, что мало с ним, и он ещё прибавилъ двадцать тысяч пеших людей, двесте тысяч конных людей, да двадцать слонов.

Да с Михайлом-царевичем вышло рати сто тысяч, да слонов двадцать.

Такова сила султанова индейского бесерменьскаго. Мамет дени иариа. А растъ дени худо донот — а правую веру Бог ведает. А праваа вера Бога единаго знати, и имя его призывати на всяком месте чисте чисто. — Мухаммедова вера им годится. А правую веру Бог ведает».

Офонас призадумался. Хватало у него слов для исчисления всех этих слонов, конников и пехотинцев. Но он глядел на лист исписанный ровными буквицами и тосковал. Отчего перед глазами его проходило столько звучащих, цветных, переливчатых и живых картин; а словами написалось теперь совсем иное — числа да числа, да и слова одни и те же, всё одни и те же... А все веры вдруг представлялись Офонасу такими сходными; и все они были ничто, ведь ничто, в сравнении с возможною смертью Офонаса, а смерть уж близко подошла, в спину дышала, сипела. И вдруг страх одолевал; а какая вера-то верна? И что же там, после смерти? Каков рай? Да не всё ли едино! А вот ад!.. Гореть в котле адском православной преисподней придётся ли Офонасу за то, что силу Магометовой веры сказал в словах своих? Или по Магометову мосту, в один волосок толщиной, пройдёт он легко в самый рай Магометов?.. И в одно мгновение вдруг представлялось ясно, очень беспощадно, что там, после смерти, в том пространстве послесмертном, не будет вовсе ничего, просто-напросто исчезнет Офонас, исчезнет Юсуф, Офонас-Юсуф исчезнет...

На самом деле Офонас выехал из Бидара в повозке, конь Гарип остался в городе под присмотром того конюха, почти приятеля Офонасова. В городе, во дворце, отведённом Микаилу, оставались люди его, прислужники. Царевич многих местных людей набрал в своё войско и плату им заплатил. А Офонас ехал в одной повозке с поваром из царевичевой свиты. Вовсе не хотелось Офонасу в поход, но не мог оставить Микаила. Жалел царевича. А так-то что! Не захотел бы — и не поехал бы. Хундустан велик, есть где скрыться. Но ведь жалел Микаила. Более всего хотелось Офонасу, чтобы поход окончился неудачей. Пусть Мубарак и Дария-биби останутся в живых и продолжат идти в этой жизни своим путём. И пусть бы Микаил исцелился от своей безумной страсти, не дающей ему покоя, гоняющей его по городам и морям, далеко от его родных земель и владений.

Только знал Офонас, что добром все эти дела не завершатся, не кончатся. А кончится оно всё худо. Для кого? Он-то ведь жалел их всех и печаловался и о Мубараке и Дарии-биби, и о Микаиле...

Писал в смоленской темнице:

«А князь виджаянагарский, той Мубарак, тать, разбойник, а силён, большая сила у него».

Спервоначалу Офонас не мог понять, как же будет в походе дальнем Жить, существовать великая армия, гигантское войско. Что есть будут? А ведь ещё и слоны, и кони, и верблюды! Чем будут кормить их? Люди Микаила охотились на оленей, оленину завяливали, повар готовил на привале похлёбку мясную. Но большая часть индийцев отличалась дивной непритязательностью и умеренностью в пище. Десятая или даже и двадцатая часть всех этих всадников, конечно, ела мясо, но все прочие воины обходились всё тем же обычным кхичри — смесью риса с овощами, а ещё болтушкой из муки жареной с маслом. А верблюды были чрезвычайно выносливы и привычны к жажде и голоду. На стоянках погонщики верблюдов пускали животных пастись на поля. Да ещё в обозе двигались повозки купцов. По закону султанскому купцы обязывались держать в походах целые базары для войска. И в этих передвижных лавках возможно было купить всё — от иголки до сабли в золочёных ножнах. Купеческие служители огребали поля граблями и особыми лопатами, а траву собранную укладывали в стожки и после продавали конникам для коней; когда дёшево продавали, а когда и подороже. Офонас видал стычки меж воинами и торговцами, но до смертоубийства всё же не доходило.

Микаил, казалось, гнал прочь от себя мысли о действительной цели своей, о том, для чего люди его смущали подданных султана. Теперь царевич занят был лишь обиходными делами войска, объезжал кругом войска, глядел, все ли сыты и здоровы. Наконец вступили на земли Мубарака. Но до города стольного надобно было ещё добраться, а покамест впереди ждала крепость Белгаон — владение раджи Викрама.