Людмила Рублевская - Авантюры Прантиша Вырвича, школяра и шпика

Вырвич, с одной стороны, был злорадно удовлетворен — а вот вам, магнатики, не всюду перед вами раскланиваются, с другой стороны — он же сам шляхтич, неужели здесь какой-то носильщик или угольщик будет с ним спо­рить, кому первому пройти в дверь?

Ученого пана, к которому они приехали, уличные мальчишки точно могли забросать грязью — за одни перстни с диамантами. Неудивительно, что пан заставил их ждать в гостиной, прибирался, видимо, в лучшее. Неужели так хочет хорошо выглядеть перед коллегой и другом молодости?

Однако на вытянутом лице пана — морщинистый лоб, длинный кривова­тый нос, светлые запавшие глаза — застыла только брезгливая насторожен­ность. Значит, наряжался, чтобы унизить гостя, а себе придать важности.

Искренних объятий с похлопыванием по спине с бывшим однокурсником не случилось. Зато мистер Роджер говорил на хорошем немецком — видимо, привык в Пражском университете.

— Добрый день, герр Балтромеус. По какому случаю — лекции, консуль­тации или, быть может, на постоянную работу?

И по всему видно, что пану менее всего хотелось, чтобы приятель здесь задержался.

Лёдник заверил, что в Лондоне проездом, сопровождает родовитого вос­питанника, и завел деликатный разговор о бедственном положении, в которое попала компания, далее логично следовало одолжение денег. Но мистер Роджер остановил гостя, в его тонком голосе, как вода из-под весеннего снега, пробивалась искренняя ненависть:

— И как ты, герр Балтромеус, после своей публикации в лейпцигском журнале осмелился приехать в страну, лучших ученых мужей коей посмел оскорбить, сотрясти самые основы академической науки?

Ой-ёй! Вместо доброжелательной беседы попали на диспут. Глаза пана загорелись, он начал сыпать научными терминами. А его возмущение, как понял Прантиш, происходило от того, что Лёдник опубликовал что-то о каком-то своем открытии раньше, чем до того же додумался мистер Роджер, а он всю свою жизнь собирался до этого додуматься, а Лёдник, шарлатан эдакий, мечты однокурсника разрушил. Да еще и покритиковал кое-какие научные выводы лондонского коллеги.

— Мы отправили в редакцию письмо протеста против ваших инсинуа­ций! Все подписали — даже ваш хваленый Джон Хук!

Тут Лёдник не выдержал и дал волю сарказму, доходчиво пояснил пану, что тот со своим косным и зашоренным сознанием никогда бы не дошел до открытия, и вообще — консерваторы, представителем коих является мистер Роджер, только препятствуют настоящим ученым, их сейчас в Англии много, и до них мистеру Роджеру — как до Венеры.

Разъяренного профессора Виленской академии спутники едва не насильно вытащили из шикарного дома однокурсника-консерватора, чье бледное невыразительное лицо под конец спора приобрело яркий свеколь­ный цвет.

— А иных друзей, Бутрим, у тебя здесь нету? — спросил раздраженный Прантиш, размазывая по лицу лондонский туман.

— Из научных кругов — как видите, лучше ни к кому не соваться. — ответил Лёдник, изучая свои ладони со шрамами. — А другие влиятельные знакомцы у меня такого же типа, как известный вам владыка Габриэлюс. Им я и на глаза попадаться не хочу.

Пан Полоний Бжестовский вдруг совсем по-мальчишески захохотал.

— Доктор, у вас какой-то особенный талант — вызывать к себе пыл­кие, но отрицательные чувства. Даже пан Гервасий собирается вас убить. Наверное, и у пана Вырвича не раз чесались руки прикончить своего ученого слугу?

Прантиш только злобно зыркнул на паненку, ибо она была права: три года назад пана Вырвича не раз аж трясло от ненависти к дерзкому холопу — пусть не убить, но избить его, сломать очень хотелось. Тогда и подумать не мог, что холоп будет в качестве профессора отправлять бывшего хозяина в карцер.

Пан Гервасий злобно подбил ногой кусок угля, что валялся на мостовой и который, возможно, какой-нибудь голодранец швырял в золоченую карету.

— Может, наезд устроить? Подстеречь богатого пройдоху-купчину или ростовщика. Отобрать деньги у злодея — шляхетской чести нет урону!

— Грабежом заниматься не будем! — твердо заявил Лёдник. — На моей душе и так грехов достаточно.

— А давай я в игорный дом пойду! Где ставки повыше. — энергично предложил Прантиш. — Я же и в кости, и в карты.

— Обдерут как липку, — отрезал профессор. — При всех ваших талантах и везении, ваша мость, это на последней скамье аудитории вы однокурсников обыгрываете, а против местных шулеров не потянете. А еще можно и нож в бок получить.

— Где же, ваши мости, в таком случае, мы до послезавтрашнего утра добудем тысячу фунтов? — со слезами в голосе спросила Полонея. — Знае­те, панове, я очень хочу снова походить в платье! А для этого нужно удачно завершить путешествие.

Поблизости прошла торговка рыбой, распространяя вокруг характерный запах. Платье из плотной ткани и стеганая юбка делали фигуру бесформен­ной и будто высеченной из камня, на голове, поверх чепца, женщина несла корзину с товаром, в зубах дымилась короткая трубка. Похоже, эта баба с Билинсгейтского рынка могла бы побороться даже с паном Гервасием.

Торговка оценивающим взглядом скользнула по расстроенным панам, что-то пропела грубым голосом — судя по тому, как дернулся Лёдник, очень неприличное, и пошла себе дальше, неумолимая и непонятная, как сам этот город.

Такая ручки у пана целовать не станет.

Лёдник вздохнул, посмотрел в серое небо, начинавшее темнеть.

— Завтра что-то придумаем. Зовите, пан Вырвич, извозчика, поехали в отель.

И тогда началось еще одно чудо — ибо с приходом в город тьмы повсюду, около каждого десятого дома, начали зажигать фонари. Целая армия фонар­щиков, в высоких шляпах, с длинными палками на плече, ловко перемеща­лась от фонаря к фонарю. В освещенные круги входили женщины в модных шляпках, грея руки в меховых муфточках, прислонялись к фонарям в галант­ных позах, прохаживались, высматривая клиентов. А главное — витрины! Застекленные, огромные! Все магазины сияли, как окна во время бала. Было светло, как днем. Вот бы так устроить в Менске и Вильне!

Словил литвин в лесу русалку, которая запуталась волосами в его бороне, радостный, приволок домой — а красавица гнилой рыбой смердит, в волосах сороконожки бегают, визжит, аж голова болит, ни к труду, ни в постель... Помучился парень, пострадал да и сволок добычу обратно, в лес.

Чем ближе была тайна доктора Ди, тем тревожней становилось Прантишу и все чаще думалось — какого рожна им тот огненный меч дался? Не придется ли сильно разочароваться? Даже железная черепаха, вооруженная пушками, которую когда-то сделал знакомый Лёдника Якуб Пфальцман для князя Геронима Радзивилла, только слутчан попугала да стены изрешетила.