Татьяна Богатырева - Матильда

– Иной человек ходит из угла в угол, как зверь в клетке. А ты свой способ придумала: лежишь и ворочаешься каждые пять секунд.

– Он придет, Юль, он правда придет… Ой, не могу!

– Глупая! Радоваться же надо. Он тебя тоже любит, это же видно, ну что ты в самом деле. Далось ему так к тебе бегать, все как ты и хотела… А ты…

– Ах, оставь. Помолчи, пожалуйста. Не мешай мне переживать.

Наконец часы пробили одиннадцать вечера, а Николая все не было. Юля в гостиной раскладывала пасьянс. «Не пустили, заметили и не пустили… ой нет, хуже – передумал. Нужна ему какая-то артистка… Ой, не могу больше».

В полночь в гостиную заглянула горничная: доложить, что гусар Волков прибыл и стучал сторожу, а не звонил, дабы не потревожить родителей Кшесинских. Матильда вскочила.

– Уж полночь близится, а Германа все нет… – начала декламировать она, когда на пороге появился Николай. Матильда осеклась, глядя на решительное, почти страдальческое лицо Николая. Он, прямо в пальто шагнул на порог так стремительно. В корироде за ним сгущалась темнота, и он как будто вышагнул из нее, волоча за собой темный след. Движения у него были угловатые и резкие, он двигался так, словно репетировал каждый свой жест, но в конечном итоге был вынужден импровизировать.

Так они поцеловались впервые. Прямо в пальто, застыв посреди гостиной, тайно, в глухую апрельскую полночь, отчаянно, неумело и слепо, как целуются только те, кто влюблен в первый раз.

В «Пиковой даме» роль у нее была далеко не ведущая, но все же горячо любимая Николаем. Играла она в первом акте фарфоровую статуэтку пастушки, танцевала общий танец вместе с другими артистками, как и она, в передниках и белых париках. Это была пастораль: «Мой миленький дружок, прелестный пастушок», чудный танец фарфоровых кукол. Закончив, они вскакивали на специальные подставки и их выкатывали со сцены.

Но роль ее в «Пиковой даме» неизменно оставалась для Николая, по его словам, самой любимой. «Прости прекрасное созданье, что я нарушил твой покой», – цитировал арию Германа Николай в одном из очередных писем.

Она познакомилась со светлейшим князем Сергеем Михайловичем Романовым, желающим всенепременно узнать, от кого же именно потерял голову Наследник. Познакомились и крепко подружились. Сергей Михайлович шутя называл Матильду «душкой» и часто сетовал на свой возраст: «Как жаль, что я недостаточно молод для вас, Матильда Феликсовна!» Сергей часто стал составлять Николаю компанию во время почти ежедневных визитов к Кшесинским. Великие Князья Георгий и Александр Михайловичи также познакомились с Матильдой, и вскоре проводить затягивающиеся зачастую до самого рассвета вечера в маленькой гостиной сестер Кшесинских стало традицией.

Ночи стали белыми, бессонными для них обоих. Николай уходил позже всех, когда уже светало.

Угощать своих гостей у Матильды не было никакой возможности: она была стеснена проживанием с родителями и часто ловила себя на мысли, что испытывает перед ними смущение и легкую вину за эти сборища. Не шуметь не получалось, гости приносили с собой шампанское, Великие Князья затягивали трогательные грузинские песни, выученные ими во время жизни на Кавказе. Играли в карты, раскладывали пасьянсы.

Когда на этих вечерах пристуствовали Волков с Татьяной и продолжающий ухаживать за Юлей Зедделер, половина квартиры сестер буквально трещала по швам.

Дни для Матильды пролетали быстро, незаметно, будто бы в тени. Нет, она вовсе не перестала их замечать: напротив, каждая деталь была видна ей теперь с особой ясностью и четкостью, каждый поступок – поступком необычайной важности, каждое событие – праздником. Так она и думала об этих дневных часах, полных радостного ожидания ночных посиделок – праздник ожидания праздника.

Она хронически не высыпалась. Получалось, что на сон неизменно оставалась всего пара часов, которые зачастую проходили у нее без сна: она лежала навзничь слушая, как дворники метут набережную, как поют утренние птицы, как беззвучно спит на соседней кровати Юля и улыбалась своим мыслям.

Она стала вкладывать в репетиции вдвое больше усилий: она не должна была быть хороша, но должна была быть лучшей. Первая русская балерина, которая сможет исполнять тридцать два фуэте. Первая и единственная в России. Государь ведь сказал ей: «Будь украшением и славой нашего балета!» Ее, Матильду, полюбил Государев сын. Вот не могло так быть! Но было!

Чем больше она узнавала Николая, тем больше находила в нем благих и занятных достоинств, их вкусы и интересы в конце концов стали совпадать: они учились друг у друга так же, как учились ради друг друга – такое стремление является безусловным преимуществом взаимной юной любви.

Николай много читал и обладал при этом уникальной памятью: увлекшись пересказом книги, он часто цитировал ей целые отрывки. Он много путешествовал и, несмотря на свой возраст, успел уже многое испробовать и повидать.

Он понимал и признавал безусловные достоинства логики и силы человеческого разума, удивительным образом совмещая их с иррациональным, мистическим мышлением. Он был суеверен и романтичен, впечатлителен и милосерден. Любой выбор давался ему нелегко, ему приходилось прилагать для этого усилия, при желании его возможно было убедить принять иную точку зрения. Матильда списывала на особенно острое чувство уважения и такта по отношению к чужому мнению.

Оставшись вдвоем, они могли спорить часами, и спор этот заканчивался взрывами веселого смеха, сходил на нет сам по себе, потому что ни один из собеседников не ставил перед собой цели победить.

Он столько раз просил Матильду обращаться к нему на «ты» и называть его так, как звали его домашние – Ники! Но Матильда до сих пор часто путалась, переходя с «ты» на «вы» и наоборот, что приводило к очередным взрывам веселья.

Однажды Николай вздумал исполнить партию Матильды из посделнего балета: повязал на голову платок, вооружился корзинкой из прихожей и попытался под бурные аплодисменты подвыпивших гостей изобразить одновременно и Красную Шапочку, и Волка. Смеясь, Матильда поспешила к нему на выручку – все-таки танцевать одновременно две роли задача почти неразрешимая, и уж точно не из легких.

– Балет – это ох как трудно! У меня бы не получилось! – дурачился он.

Помимо писем, были еще фотографии: Николай в костюме Онегина, Николай во время поездки в Японию. Вместе с письмами он пытался слать и привозить ей подарки, маленькие драгоценные знаки внимания. То злополучное колье времен неудавшегося свидания в царской палатке больше не появлялось, но зато появилась золотая брошь в виде птицы, бриллиантовый гарнитур, золотой браслет с сапфиром. Матильда решительно отказывалась от них.