Татьяна Богатырева - Матильда

– Но ведь это же правда! – воскликнула она, отвечая сама себе.

– Что правда, Матильда Феликсовна? – немедленно отреагировал князь Андрей.

– Простите, подумала вслух… – созналась Матильда, – правда… я хотела сказать, что у меня правда есть права на польский престол. Я не лгу, Андрей!

Он молча смотрел на нее – в его взгляде было столько спокойной любви, столько понимания, что Матильде захотелось броситься ему на шею и заплакать с возгласом: «Это какой-то кошмар, помоги мне, мне так страшно потерять Николая!» Она сдержалась, но порыв искренней близости до конца подавить не смогла: неожиданно для себя самой она принялась рассказывать Андрею о своих родителях, о деде, о своей родословной и своей большой семье. О том, что она родилась под несчастливым номером, который еще называют «чертова дюжина» – любимый, тринадцатый ребенок в большой удивительной семье. О своем первом спектакле и первой роли, о том как Юзя удивительно способен исполнять мазуруку – ну просто копия отца, и как Юля из Кшесинской-старшей по вине Матильды превратилась в Кшесинскую-всеми-забытую, но даже это не мешает Юле целиком и полностью быть «за» Матильду, и любой успех и триумф младшей сестры принимать как свой собственный…

В тот день в архив они так и не поехали. Просидев целый вечер у Матильды, Андрей скорее слушал, чем сам что-либо говорил, не перебивая и не выказывая своей внимательности или заинтересованности при помощи нарочно озвучиваемых уточнений: он смотрел на нее не любуясь, что не мешало ему любоваться ею, слушал не восхищаясь и продолжал тем не менее восхищаться. Единственный порыв, который он позволил себе в тот день, заключался в том, что, не сдержавшись, он произнес с возможно излишней горячностью: «Мы найдем доказательство, Матильда Феликсовна, мы просто не имеем право не найти».

Эти слова не вызвали у Матильды неприязни: она улыбнулась, в который раз восхищаясь величием силы человеческой силы, какая бывает, например, в звуках военного марша. Вот, она явственно видела проявления этой силы в еще одном смертном человеке – будучи незнакомой с Алисой Генесской лично и ничего даже толком о ней не зная, Матильда ничего не может с собою поделать и ненавидит ее подчас так, что ей становится трудно дышать. Человек же, сидящий сейчас напротив нее, готов сделать что угодно, лишь бы это хоть немного помогло женщине, которую он желал бы видеть рядом с собой, женщине, вероятно, горячо им возлюбленной и уж точно далеко небезразличной – быть рядом с его братом.

– Решено: завтра с утра мы отправляемся в архив. Спасибо вам, Андрей. Вы такой хороший человек, жаль что не бедовый, как Сергей Михайлович или как ваш брат. Я люблю бедовых, – не сдержалась от в общем-то ненужной жестокости она, целуя его в щеку на прощание. – Доброй ночи, Андрей. Вы лучше многих, и уж точно вы лучше меня.

– Зигмунд Малый, Конрад Второй Горбатый, Генрих Брюхатый… Это все ваши родственники?

– Как смешно, Матильда Феликсовна. Ох, погодите, я что-то нашел!

Матильда стояла на высокой шаткой лестнице, приставленной к бесконечным рядам пыльных книжных полок, князь Андрей – сидел за столом, вчитываясь в увесистый том в кожаном переплете.

– Если я сейчас слезу, то я уже не залезу на эту верхатуру, идите лучше сюда вы, – Матильда была измучена жарой и духотой в зале, от пыли хотелось кашлять и чесать нос, у нее слезились глаза и кончалось терпение – она ругала себя последними словами за то, что в какой то момент позволила себе поверить в то, что им по силам окажется то, что не получилось у целого поколения Кшесинских.

Андрей принялся карабкаться по лестнице, удерживая при этом в руках увесистый том. Достигнув уровня Матильды, он зачитал:

– Смотрите, крайне подозрительно похоже! Всего лишь буковка, быть может, это опечатка… Крше… Кржезинские!

– Ах, Андрей, ну при чем тут какие-то Кржезинские! Моя прабабка точно носила фамилию Кра-а-а-син-ска-я, точно вам говорю! – Матильда дернула плечом от переполнявших ее эмоций, лестница предательски зашаталась. Андрей, силясь удержать устойчивое положение, чуть наклонился в сторону, коснувшись плечом плеча Матильды, его лицо оказалось очень близко, на щеках вспыхнул румянец:

– Я, о-о-о….

Лестница в который раз покачнулась, и Андрей первым полетел вниз, увлекая за собой кипы папок, листков и книг, лестницу и саму Матильду. Это вышло столь анекдотично, что Матильда, а вместе с нею и Андрей, захохотали, они смеялись над конфузностью ситуации, друг другом и самими собой.

– Поедемте со мной в Париж, Матильда Феликсовна, – сказал вдруг Андрей совершенно серьезным тоном.

Все еще лежа на книгах и документах, Матильда повернула голову к нему и столкнулась с серьезным и внимательным вглядом таких же светлых, как у Николая, глаз.

– А вы что, таким оригинальным образом мне предложение делаете? – она попыталась вернуть шутливость и веселье прежних мгновений.

– Может быть, – просто сказал Андрей.

Его ответ прозвучал тихо и серьезно.

Матильда не ожидала такой реакции. Она была уверена, что Андрей засмущается, затруднится с ответом. Разговор развивался совсем не так, как она предполагала – ожидаемо поймать Андрея на слово, уличить в том, что он всего лишь один из многих, желающий, как и все они, видеть Матильду рядом с собою, не предлагая ей законного брака – взамен.

– Так вы что же, я так понимаю, готовы предложить мне законный брак, против воли родителей? – снова попыталась обратить все в шутку она. Но ее слова прозвучали скорее напряженно, нежели весело.

Он молчал. Потом губы его растянулись в чуть заметной, упрямой улыбке: «Я же говорил, что сделаю все, чтобы вы стали светлейшей княгиней. Не Красинской, так Романовой».

«Как же так, – лихорадочно думала Матильда, пока ее щеки заливало румнцем, – как же так, это почему же все так путается. Кто-то ждет, а его не ждут. Кто-то живет, а его никто не любит, или любят, но совсем не те…». Ей захотелось вскочить и отвесить Андрею пощечину. Но единственное, в чем она могла бы его обвинить – только в том, что он не Николай.

Матильда откинулась назад и вытянулась на разбросанных книгах, поднимая облачко пыли. Она улыбнулась, зло и печально, устремив взгляд к высокому потолку архива.

– Конечно это потом, со временем… А пока мы будем останавливаться только в тех отелях, где у вас не будет знакомых, а когда вам подберут жену из великих княжон, вы будете присылать мне на день ангела небольшие подарки? Обеспечите мне лучшие роли во всех постановках, скажем, как ваш батюшка для артистки Леньяни?

Андрей дернулся как от пощечины и резко поднялся на ноги. Она продолжала смотреть на него снизу вверх, не обращая внимания не протянутую ей – только лишь для того, чтобы подняться, конечно же, – руку. Матильда понимала, что своими словами и своим поведением причиняет боль ни в чем перед ней неповинному человеку, но ее собственная боль отчаянно искала выход, и она с усмешкой продолжала: