Иван Жигалов - Командарм Дыбенко [Повести]

Камов задумался, стал тереть раненую руку. Она казалась деревянной, на кисти виднелся глубокий сизоватый шрам.

— Так слушайте дальше, — продолжал он свой рассказ. — Нас было пятеро — балтийцев, направленных во вражеский тыл. Задание — разведывательное. Ушли далеко от линии фронта. Началась пурга. Сначала мы потеряли ориентировку, но скоро разобрались: недалеко колхоз «Большая поляна», в котором разместились фашисты. Недалеко от колхоза обнаружили забуксовавшие в снегу цистерны с бензином. Гранатами подорвали их, но не успели отойти, как появились немецкие автоматчики. Началась перестрелка. Под огнем гибли мои товарищи. Я остался один и тут только заметил, что в автомате опустел диск. Выдернул пистолет из-за пазухи. Прижался спиной к стоящему у дороги толстому дереву и стал отстреливаться. Фашисты кричали, предлагали сдаться. Достал я из кармана гранату, поднял руку, чтобы метнуть ее. В это мгновение рядом раздался взрыв и я потерял сознание. Очнулся в незнакомом помещении. Открыл глаза и увидел женщину. Она стояла рядом. «Проснулся. Значит, жить будешь», — с участием сказала она. Выходила меня эта дорогая женщина, Людмила Дергачева. Рисковала жизнью, а не боялась. Прятала в подполье.

Когда я сам смог передвигаться, пришли партизаны, провели задворками к сараю. Там уже стояла лошадь, запряженная в дровни. Завалили они меня сеном и доставили в лесной лагерь.

Захар откашлялся и продолжал рассказ:

— Здесь на твердые ноги меня поставила Наталья Яковлевна Карпова. Жена секретаря райкома. Вы ее еще увидите. Поправился и оказался вот в этой подземной горнице. Вы помните, в поезде я вам рассказывал, что на корабле выполнял обязанности минера; там научился работать на ключе, освоил специальность радиста и сигнальщика. Перед наступлением фашистских карателей партизаны получили из Ленинграда три рации. Одну они спрятали в этом подвале, сделали ее вроде запасной, а остальные увезли с собой. А я стал партизанским радистом. Кроме того, мины готовлю и на машинке печатаю. Переписываю сводки Совинформбюро. Вместе с Никитой Павловичем листовки пишем, распространяем их в Лесной республике.

Камов передал Шуханову листок с отпечатанным на машинке текстом. Петр Петрович прочитал:

«Советские люди! Товарищи!

1. Гитлеровцы — заклятые враги, они грабят и разоряют нашу Родину, убивают ни в чем не повинных людей. Создавайте для фашистов невыносимые условия. Окружайте презрением и ненавистью.

2. Если в вашем селе расположилась немецкая часть или карательный отряд, если вы знаете, где находятся склады с оружием, боеприпасами и другой техникой, обо всем сообщайте партизанам.

3. Не давайте захватчикам ни грамма продуктов. Все прячьте и переправляйте партизанам.

4. Оказывайте гостеприимство и теплую встречу каждому советскому человеку, борющемуся с ненавистным врагом.

5. Активно помогайте народным мстителям — партизанам. В вашей всеобщей поддержке черпаем мы свои силы.

6. На каждое действие врага отвечайте противодействием.

Смерть фашистским захватчикам!

Партизанский штаб».

Шуханов пересел на скамейку.

— Оружие это сильно, — сказал он, глядя на листовку. — Надо чаще их выпускать.

Но Камов вроде и не услышал слов одобрения.

— Не по мне эта работа, — с грустью произнес моряк. — Мне бы воевать. Злости у меня хоть отбавляй.

— Но, наверно, силенок маловато. Ранена рука, нога не гнется, — с сочувствием сказал Шуханов и тут же спросил: — Карпов бывает в Каменке?

— Я его дважды видел. Восстанавливает и укрепляет Советскую власть в Лесной партизанской республике.

Шуханов оживился. Глаза его заблестели.

— Что за республика?

— Обыкновенная. Партизаны вытуривают из деревень немецких старост и прочих холуев и наводят наши порядки. Уже большую территорию освободили, — и, засмеявшись, добавил: — Только старосту Чащина не трогаем.

— А кто помогает Карпову?

— Заместители у него авторитетные, смелые. Одна Заречная Анастасия Егоровна чего стоит! Второй заместитель — Печников Федор Сергеевич. Высокий, сильный, бороду отрастил. Залюбуешься. До войны председателем райисполкома был… А сам Александр Иванович — настоящий вожак. И жена под стать ему.

— Тоже здесь?

— Врачом в партизанском лагере. Меня вот вылечила.

Но Шуханов не переставал думать о Чащине.

— Удивляет меня Вениамин Платонович… Староста…

— А чему удивляться? Не добровольно он стал старостой. Никита Павлович рассказывал мне, что трое суток уламывал дружка, хотя перед тем Карпов по душам разговаривал с ним. И до сих пор страшно тяготит его должность старосты. Но он не один выполняет задачи партии. Члена пленума райкома партии Михайлова устроили в немецкий хозяйственный взвод. Переводчицей к полковнику Тигербергу направлена псковская комсомолка преподаватель немецкого языка Варя Петрова.

Камов сделал небольшую паузу, закурил. Потом продолжил рассказ:

— Наладить связь с ними было трудно. И коммунисты нашли выход: они решили открыть церковь. Многие годы в ней хранилось клубное имущество. В маленьком флигельке жил престарелый священник Филимон, по-мирскому — Филипп Евграфович Великорайский, сторож колхозного сада и пасечник. Поговорили с ним наши люди, и Филимон согласился служить. И немцы не возражали, когда «миряне» попросили у них разрешения открыть храм: ведь на духовенство они возлагают большие надежды. Батюшка после двадцатилетнего перерыва начал молебны. Никита Павлович, этот старый безбожник, вместе с женой Прасковьей Наумовной тоже посещают богослужения. По поручению Карпова он не раз вел беседы с Филимоном, растолковывал батюшке, как совмещать службу в церкви с земными, партизанскими делами; тот понял и отлично справляется со своими обязанностями, трудными и опасными.

— Верно, трудными и опасными, — подтвердил Шуханов.

— А сколько хорошего можно рассказать о Прохоре Сащенко, который вчера привез вас в Каменку! На вид чахлый мужичишка, а большое дело делает. Не уступает ему в смелости и наш Володя — внук Никиты Павловича. Он проникает туда, куда взрослым невозможно. У Володи целый взвод помощников, таких же, как он сам, хитрых и находчивых…

— Спасибо тебе, Захар, за интересную информацию! — воскликнул Шуханов. — Жаль только, что не встретился с Александром Ивановичем. Видно, он владеет ключами к человеческим сердцам…

— Насчет ключей — не знаю, но, что он сам настоящий человек, могу заверить. — Камов поднялся, хромая, прошелся в угол и вернулся с толстой тетрадью в черном дерматиновом переплете: — Будет время — прочитайте своим ребятам… Александр Иванович, узнав, что я увлекаюсь литературой, принес мне эту тетрадь. Вот и веду я псковскую летопись времен немецкой оккупации. Помогают мне Иванов, Чащин, Сащенко, Володя. Пишу, о чем хорошо знаю. Назвал тетрадь «Непридуманные рассказы». Из тетради вы кое-что узнаете о людях, о которых я только что рассказал и с которыми придется общаться. Сейчас расшифрую фамилии — они обозначены у меня только буквами… Вот так…