Юлия Андреева - Призраки мрачного Петербурга

Неизвестно, легенда это или быль. После революции вышел приказ арестовать всех не успевших покинуть свои приходы священников. Их оказалось ровно сорок человек. Всех привезли в грузовой машине на Смоленское кладбище, выстроили на краю заранее вырытой огромной могилы и предложили либо отречься от веры, либо ложиться в землю заживо. Священники безропотно прыгнули в братскую могилу, приняв мученическую смерть.

Местные жители, которых вооруженная охрана не подпускала вытащить из земли несчастных, говорили, что еще в течение трех дней из могилы доносились стоны, а земля на этом месте шевелилась. Затем на могилу упал Божественный луч, и все затихло.

Смольный Воскресения Христова собор – один из самых стройных и изящных зданий Санкт-Петербурга.

Во времена Петра Алексеевича на этом месте находился Смольный двор, где гнали и хранили смолу для Адмиралтейской верфи молодого Балтийского флота. Отсюда и название.

Строиться он начал еще при Елизавете Петровне, которая знала эти места более чем хорошо: еще в бытность свою великой княжной она жила в Смольном дворце, куда позже частенько наезжала вместе со всем двором. Собственно, в честь незамужней княжны Смольный дворец и прозвали Девичьим дворцом, а уже потом Елизавета Петровна решили построить на этом месте женский монастырь, где якобы собиралась благочестиво уединиться на склоне лет.

В 1744 году строительство монастыря было поручено Франческо Бартоломео Растрелли, который был тогда в большой моде. Но проект утвердили только в 1748 году.

Строительство началось с небывалым размахом: листовое железо везли с Урала, камень – из Пудости, чугунную черепицу – из Олонецких заводов. Но тут началась Семилетняя война, и строительство пришлось заморозить.

Меж тем Елизавета Петровна померла, а ее наследник не собирался продолжать строительство монастыря. Собственно, Павел Петрович планировал преобразовать православную веру по лютеранскому образцу, а у протестантов, как известно, нет монастырей.

Собор стоял без куполов, с недостроенной колокольней, брошенный, недоделанный, неосвященный. По Петербургу поползли слухи, что во время строительства в алтарной части кто-то наложил на себя руки. Теперь место осквернено и еще сто лет будет проклятым.

Но потом здание на скорую руку залатали, освятили и даже разместили в более-менее пригодных для жилья кельях порядка двадцати монашек. В общем, слух о самоубийстве затих.

Когда же к власти пришла Екатерина II, она поручила Юрию Фельтену достроить монастырь. К тому времени пожилой Растрелли уже безвыездно проживал в Италии. Фельтен же был помощником у Франческо Бартоломео и знал его задумки, так что, как говорится, ему и карты в руки.

Меж тем просвещенная императрица учредила в Петербурге Воспитательное общество для девочек из дворянских и мещанских семей. Для проживания «благородных девиц» начали повсеместно строить Воспитательные дома. Сразу по завершении строительства комплекса Смольного собора часть принадлежащих ему зданий были отданы для нужд юных воспитанниц, которых прозвали «смолянками».

И вот тут появляется вторая легенда Смольного собора. По ночам девушки-смолянки пугали друг друга заживо замурованной в одной из старых келий монахиней, которая сначала, будучи еще живой, якобы стонала по ночам так, что стоны были слышны в коридорах, а затем, умерев, начала бродить по всему зданию, не заглядывая только в спальни.

Прознав о шалости воспитанниц, начальство и не подумало развенчивать эту историю: а зачем? Если девушки боятся, значит, не станут выбегать из своих комнат в коридор. Не будут выбегать – не простудятся на сквозняках.

В конце XVIII века, при императоре Павле, монастырь упразднили, монахини перебрались в другие монастыри, а в их кельях разместили Вдовий дом. Что же касается воспитанниц, они получили специально отстроенное для них заведение – Смольный институт. Его автор – зодчий Джакомо Кваренги [155].

В наши дни в Смольном соборе не проводятся богослужения, он используется как концертно-выставочный комплекс. Здесь проходят выставки, звучат классические и духовные произведения, тем не менее время от времени кто-то все же вспоминает замурованную в тайной камере монахиню или утверждает, будто бы видел ее черный силуэт.

[156]

Кто-то нагадал зодчему Монферрану, что тот умрет сразу же после окончания строительства Исаакиевского собора. Архитектор верил в предсказание и не слишком спешил с выполнением заказа, потратив на все про все сорок лет.

Но все хорошее рано или поздно заканчивается, пришло время сдавать готовый объект. Когда император Александр II явился посмотреть собор, он поднялся на смотровую площадку, где, как известно, установлена скульптурная группа святых, поклоном приветствующая появление Исаакия Далматского [157]. Среди этих святых нетрудно узнать скульптуру с лицом самого архитектора. Он изображен с моделью собора в руках.

Неизвестно, было ли это частью задумки, или Анри Луи Огюст Рикар де Монферран (или, как его называли у нас, Антон Антонович) просто хотел, чтобы его лицо было хорошо видно, но в то время, когда все святые склоняются перед Исаакием, он один смотрит прямо. Кто-то из приближенных императора указал ему на эту особенность.

Рассердившись на зодчего, прощаясь, Александр не подал ему руки. Расстроившись, Монферран заболел и через месяц действительно скончался. Предсказание сбылось.

Согласно завещанию зодчего, его следовало похоронить в одном из подземных сводов Исаакиевского собора, но император не позволил: Монферран был католиком, а храм православный. В результате похоронная церемония проходила в католической церкви Святой Екатерины на Невском проспекте, затем траурный кортеж трижды обошел вокруг Исаакиевского собора, а потом вдова Монферрана перевезла его гроб во Францию. Точных данных о дальнейшем захоронении архитектора нет; считается, что он покоится на кладбище Монмартр, рядом с матерью Луизой Фистоньи и отчимом Антуаном де Коммарье.

Что же касается фигуры святого Исаакия Далматского на соборе, то народный фольклор не обошел стороной и его, сочинив вот такую песенку: