Сергей Семанов - Крымская война

А на Камчатке о них, последних защитниках знаменитого Малахова кургана, было доложено самому Пелисье, и с большим любопытством смотрел Витя на этого приземистого человека с заурядным, хотя и энергичным лицом, с сильной проседью в усах и эспаньолке.

Пелисье был в мундире с одинокой звездой Почётного легиона. Он был, видимо, очень доволен успехом на главном пункте штурма и успел уже поверить в открытие Боске, что русские собираются покинуть бастионы и город.

Поэтому совершенно неожиданно для Вити он, обратившись к ним, назвал их бравыми молодцами, сказал, что раненых из них будут лечить и даже что он принимает на себя обязательство обратиться с письмом к князю Горчакову, чтобы тот достойно наградил всех их за храбрость.

1998-й год. Посреди бурной повседневности российская общественность широко отметила 200-летие со дня рождения великого русского дипломата канцлера Александра Михайловича Горчакова, соученика и друга Пушкина по Лицею, кому поэт посвятил два знаменитых свои стиха. Отмечали юбилей учёные, что понятно. Однако отмечали и политики, ибо уроки старого русского дипломата, удачливого соперника Бисмарка и Дизраэли, необычайно полезно осмыслить нынешней России. Характерно, что в те дни с большой статьёй выступил тогдашний министр иностранных дел Российской федерации Е М. Примаков. Оценка им деятельности канцлера была исключительно высокой.

Каковы же эти уроки? Что дают они нам полтора века спустя?

Об этом — в нижеследующей повести о жизни и деятельности Александра Горчакова, сыгравшего выдающуюся роль в истории Отечества, в том числе в событиях Крымской войны.

В середине 1900 года в архиве Министерства иностранных дел начал работать молодой дипломат, потомственный родовитый дворянин, недавний — с золотой медалью выпускник Петербургского университета Георгий Васильевич Чичерин.

То время было не лучшим для России, в том числе и во внешней политике. Министром только что стал давний дипломатический служака Владимир Николаевич Ламздорф, неотмеченный никакими талантами, одним лишь послушанием. Как раз в это время, предшествующее нескладной и неладной русско-японской войне, граф Ламздорф был по сути отодвинут от руководства внешней политикой страны. Всем молчаливо правила так называемая «безобразовская клика», названная так по имени приближённого Николая II в ранге статс-секретаря авантюриста А.М. Безобразова (выходец из «русских немцев», он, как нарочно, носил карикатурно русскую фамилию). Темны были дела этих гешефтмахеров, куда входили такие видные личности, как В.К. Плеве, М.В. Родзянко, князь Н.И. Воронцов, граф Ф.Ф. Сумароков-Эльстон, не знавший морских побед адмирал А.М. Абаза и другие. Что свело этих разнородных людей в сплочённую клику, какие тайные цели они ставили, пока неведомо, но зла они принесли России великое множество.

Те лезли в несусветные международно-финансовые и внешнеполитические авантюры (и прогорели, как водится), а Ламздорф, — что ж, он добросовестно изучал донесения послов и посланников, подписывал обобщающие обзоры, составленные чиновниками министерства, да изредка докладывал о том царю. Каков поп, таков и приход. Так же бесхлопотно и вальяжно жили все чиновники тогдашнего русского внешнеполитического ведомства.

Все, да не все.

Георгий Чичерин, которому не исполнилось ещё двадцати восьми лет, использовал служебное время на славу, хотя о «славе» — в газетно-рекламном смысле — даже и не задумывался. Он работал в главном архиве Министерства, должность эта в кругу его сверстников-коллег завидной не считалась. Архивные полутёмные подвалы, связки запылённых дел, старина, никому не интересная...

То ли дело дипломатические приёмы, где блистают сановники, светские дамы, а то и члены императорской фамилии, где можно завязать хорошее знакомство, представиться в выгодном свете лицу высокому, познакомиться с блестящей невестой, наконец! Какие уж там сокровища, в этом архиве...

Ошибаются люди, поверхностно глядящие! Почти два года молодой аристократ Чичерин просидел в министерском архивохранилище — это довольно точно известно по его послужному списку. Но ведь «сидеть» можно по-разному, с различным деловым итогом, а этого последнего никакой послужной список не уловит. Так вот: «наследство» Чичерина хорошо сохранилось — пять томов историко-дипломатической рукописи, содержащей тысячу больших листов убористого текста; когда-нибудь изданная, она едва ли уместится в один книжный том.

Известно, что во всех ведомствах, в том числе и ведомстве дипломатическом, издавна составляются всяческие справки и доклады, порой весьма обширные. По большей части эти сочинения читателей не находят, даже среди ближайших коллег. Но вот молодой Чичерин...

Дела архива старого МИД любо-дорого смотреть: прекрасная бумага, превосходный писарской почерк, так что исписанный лист кажется графически-художественным, образцовое делопроизводство, точные описи. Всё это было строго и сугубо секретно, как и во всех странах. Чичерин прикоснулся к архиву, чтобы выявить некоторые материалы к юбилею Министерства, исполнявшегося вскоре, — в сентябре 1902 года. Человек, гуманитарно образованный и с глубокой душевной тягой к изучению истории, он не мог не восхититься обилием нетронутого материала, окружившего его. И какого материала! Никто, кроме исполнителей и адресатов, не читал ещё этих депеш, часто сверхсрочных и сугубо секретных, а порой и таких, которые влияли на судьбы тогдашнего мира! Нет, нельзя было не увлечься такой работой.

И Чичерин увлёкся. А вскоре появилась и точная цель: описание (и осмысление!) деятельности крупнейшего дипломата России, одного из ведущих политиков XIX века — Александра Горчакова.

Так были написаны от руки те пять томов, которые находятся ныне в фонде Библиотеки Азиатского департамента Архива МИД СССР. Нам довелось изучать эти материалы. Рукопись производит чрезвычайно сильное впечатление! Прежде всего она, как принято выражаться в таких случаях, необычайно густо насыщена фактическим материалом. Подавляющее большинство документов даны со сносками на тогдашнее архивное делопроизводство. Добавим: вплоть до конца XIX века, а по сути — и до 17-го года деловая переписка русского МИД велась в основном на французском языке, международном дипломатическом лексиконе уже с XVIII столетия. Чичерин все эти горы текстов перевёл на русский литературный язык. Видна очень тщательная работа автора над текстом: многие страницы перечёркнуты размашистым крестом и переписаны вновь, на множестве иных — вставки и поправки, порой весьма пространные. Наконец, вся рукопись разбита на главы, в соответствии с важнейшими сюжетами исследования, что облегчает ориентирование в пространном сочинении.