Валерий Полуйко - Ливонская война

— Зря ты, Сава, — опять по-доброму сказал ему Рышка. — Угроблю я тебя.

— А ты меня не стращай! — угрюмо съязвил Сава. — Небось брюхо не толокном набито — пробью!

— Ну, Сава, — уже по-настоящему пригрозил Рышка, — теперя держись! Эй, братя, — крикнул он своим, — взяли их!

Кто-то негромко сказал:

— Господи, поможи…

Ряды сошлись. В напряжённой тишине глухо раздались первые удары и первые стоны.

Рышка прицелился Саве в грудь, изловчился и изо всей силы выстрелил кулаком. Даже зубы клацнули у него. Сава вёртко откинулся в сторону, вжался головой в плечи — Рышка только обдал его своим жарким дыханием и со всего маху, тяжело, как подрубленное дерево, рухнул на снег.

— Ух ты, боже мой, — испуганно перекрестился Авдий, увидев, как завалился Рышка.

Попы за спиной Авдия дружно глотнули морозного воздуху. Из толпы отчаянно выкрикнули:

— Рышку завалили!

— Вставай, братушка! — дрожащим голосом прокричал Авдий.

Рышка поднялся, растерянный, беспомощный, с залепленным снегом лицом… Сава подскочил к нему, быстро саданул в грудь — раз, другой… Рышка протирал глаза. Сава ещё раз ударил его. Рышка даже не пошатнулся, только поискал Саву рукой, как слепой, и сплюнул набившийся в рот снег.

В толпе захохотали. Кто-то по-деловому присоветовал Саве:

— В дышло его!

Сава снова подскочил к Рышке, но тот уже протёр глаза. Сава наткнулся на его кулак, как на стену: взметнул головой и осел. Рышка перешагнул через него, пошёл искать достойного себе.

На снегу уже валялось несколько человек. Скорчившись от боли, они отплёвывались кровью и как-то совсем не по-человечески, глухо стонали. У одного горлом шла кровь. Он всё отползал, отползал от бьющихся, отрыгивая на снег загустевшие красные комки, но отступавшие под напором своих противников плотницкие смяли его, затоптали…

А на другом краю туго приходилось мясницким. Фролка Ечев уложил уже троих, и теперь с ним завязались сразу двое, но и они не могли ничего поделать с ним: дюж был Фролка — самый сильный среди плотницких. За силу только и держал его в своей артели Сава. Топором Фролка мало что мог, но где требовалось поддержать или поднести, тут он стоял за пятерых.

Рышка пробрался к Фролке, ехидно крикнул:

— Ай, молодец ты, Фрола!.. Да проть овец!

Наседавшие на Фролку мясницкие отступили, оставили против него Рышку. Рышка изготовился, вытрещился для пущей острастки, глумливо спросил:

— Не боязно, Фрола?

— Дык с чаво?.. — равнодушно пробасил Фролка. — Бей первой. Не свалишь — я вдарю.

— Горазд, — крякнул Рышка.

Фролка прочней поуставил ноги, напружился.

— Не, — раздумал Рышка. — Бей первой ты.

— Схитрить хошь? — усомнился Фролка.

— Злости нет на тебя покуда…

— У мине також нет, а вдарю… Стань-кось сподручней и не дыхай, не то дух сшиблю.

Остальные бойцы, и плотницкие, и мясницкие, ещё немного помахали кулаками и прекратили бой. Все стали смотреть на Фролку и Рышку.

Фролка ударил первым — чуть-чуть неуклюже, но тяжело, всем телом, будто споткнулся обо что-то и со всего маху полетел на Рышку.

— О-о! — с восторгом и ужасом выдохнула толпа.

Поп Авдий зажмурился, втянул голову в плечи — будто не Рышку, а его саданул своим громадным кулачищем Фролка.

Кто-то из попов за спиной Авдия запричитал:

— Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас…

Рышка устоял, только лицо его сперва потемнело и стало влажным, будто кто-то плеснул в него водой, а потом вдруг зашлось такой бледнотой, что даже Фролка испугался.

— Жавой ты, а? — спросил он растерянно и тревожно, с боязцой заглядывая Рышке в глаза.

— Эге ж… — продохнул Рышка и беспомощно болтнул руками.

— Тады — твой черёд!

— Погодь чуток, — пробурчал угрюмо Рышка, болезненно вдыхая и выдыхая крутой морозный воздух. Глаза его расширились, в уголках губ проступила густая слюна.

— Не спущай ему, Рышка! — завопили из толпы.

— Уложи кривомордого!

Рышка подступил к Фролке. Фролка улыбался.

— Ишо зявится! — не унимались в толпе. — Суй ему в дышло!

Рышка ударил Фролку под рёбра, в мягкое… Хекнул Фролка — с надрывом, до хрипоты, будто и горло у него вывернулось, — отлетел сажени на две, поскользнулся, повалился в снег.

Толпа зарычала, как громадная свора собак. Рышка довольно покрутил кулаком. Он думал, что Фролка не поднимется…

Но Фролка поднялся. Отряхиваясь от снега и поохивая, он подошёл к Рышке.

— Разе ты Боров? Ты — бугай, — сказал он сквозь зубы, но вовсе не от злобы, а от боли. — Всю нутрю расплющил.

— От второго боя помрёшь, — надменно протянул Рышка.

— Второй-то — за мной… Гляди, сам не устоишь.

— Спробуйся, спробуйся… Твой черёд.

Мясницкие, плотницкие, только что дубасившие один одного, теперь стояли вперемежку вокруг Рышки и Фролки и подбадривали каждый своего. Приковылял и отклыгавший Сава. Он сипел ещё сильней, но всё равно старался перекричать всех:

— Не спущай яму, Фрола! И за мене наподдай! И за мене!

Фролка услышал Савин сип, обернулся к нему, виновато улыбнулся.

— Ражий бугай, — как бы оправдываясь, пробасил он, щуря на Рышку свои маленькие глазки и медля с ударом. Думал: вступятся, разведут их, но плотницкие оголтело заорали, замахали руками, и отчаянней всех Сава:

— Не спущай яму, Фрола! Сади какомога! [38] Какомога — изо всех сил.

Мясницким тоже не хотелось видеть Рышку побитым или отступившим, и они гвалтовали не менее плотницких:

— Норовей, норовей, Рышка!

— Круши ему костю!

— Пущай заранее на поминки сзывает!

— Круши! Знал чтоб, проть кого ставать!

— Не мори, Фролка, — нетерпеливо сказал Рышка. — Народ, вишь, еборзится. Давай в свой черёд. А жли нет мочи, сымай перщатые [39] Перщатые — перчатки, которые в Древней Руси назывались рукавицы перщатые. с рук.

— Ну пошто?.. — не очень бойко встал за себя Фролка и, если б Сава снова не крикнул ему, может, и снял бы рукавицы.

— Сади, Фрола! — сипел тот чуть ли не в самое ухо ему. — Сади, родимай! Кончай яво! Медок Фетинья сытит!

Рышка устоял и от второго удара, только сильней выпучил глаза и шире раскрыл рот, мучительно силясь сделать вдох.

И мясницкие, и плотницкие замерли. Замерла и толпа. Все напряжённо ждали — что будет дальше? Выдержит ли Фролка второй Рышкин удар или свалится, не устоит, отступится?

Снова улетел Фролка в снег — ещё дальше, чем после первого удара, но снова поднялся и, скорчившись, подковылял к Рышке.

— Помираю, — сказал он глухо, утробно. Маленькие его глазки ещё глубже запали под лоб, по щекам катились слёзы.

— Фрола! Фрола! — бесновался Сава, хватая еле стоящего на ногах Фролку за руку и подтаскивая его поближе к Рышке. — Не спущай яму! Не спущай ни пошто! Фрола, родимай!.. Вся артеля на тебя глядит! Поглянь, родимай, вся Москва глядит! Ободрись, ободрись, Фрола… Не спущай яму, Борову мяснитому!