Валерий Полуйко - Ливонская война

На этой половине хором было тихо, темно — ни свечей, ни лучин не жгли, только кое-где на лестничных переходах теплились масляные плошки да перед дверьми гостиной палаты в высоком напольном шандале доплавлялась последняя свеча, видать, нарочно оставленная Ефросиньиными няньками, принуждёнными время от времени наведываться в её покои.

Васька вынул эту свечу, прикрывая ладонью её слабый огонёк, чтобы не загас от случайного сквозняка, спустился в подклеть. Тут было посветлей. Над лестницей чадил масляный фонарь, и на переходе, что вёл в белый придел, где жила вся Ефросиньина челядь, тоже висел фонарь… В челядной палате — ночнице, где коротали ночь постельные няньки и прислужницы, дверь была отворена, из палаты выбивался свет, и слышались приглушённые голоса — няньки не спали, поджидая Ефросинью с пира.

Васька вспомнил, что под лестницей находится чулан, в котором хранили кудель. Дверь в чулан была незаперта. Васька вошёл в чулан, пристроил на пристенке свечу, осмотрелся — лучшего места для своей затеи он и не желал. Он притворил дверь, бросился на кучу кудели, полежал, пережидая прохватившую его дрожь, покорёжился, попотягивался, решительно подхватился, вышел из чулана, притаился под лестницей.

Ждать ему пришлось недолго. Сперва из ночницы выскочили две девки, резвясь, похлестались убрусцами и опять вернулись в палату. Оттуда донёсся остепеняющий голос старой няньки, но девки, видать, не послушались её, и она выслала их вон. Прихихикивая, они прошли мимо затаившегося Васьки и отправились в полусенцы — поостыть. Вслед за ними вышла ещё одна девка, подошла к лестнице, кликнула ушедших — те не отозвались, спрятались от неё.

Васька в истоме закусил губу — девка стояла совсем близко от него… Желтоватый свет фонаря, освещавший её маленькое, почти детское лицо, делал её ещё соблазнительней. Васька протянул из темноты руку, потянул девку к себе. Девка от страха только охнула и почти повалилась к Васькиным ногам. Васька подхватил её на руки, юркнул в чулан.

— Тсс!.. — приложил он палец к губам и стал ласково и похотливо гладить обезумевшую от страха девку, осторожно уложенную им на ворох кудели. — Коли крикнешь — ото тебе и смерть, — сказал он ласково и деловито стал общупывать девку — сперва через рубашку, а потом, задрав её, пустил свои руки прямо по голому девичьему телу. — Ну, отходь, отходь, сизушка-голубушка, — дрожащим голосом шептал он. — Вишь, не смерти твоей хочу, совсем иного… Не тельна толико ты… Тоща. Не уважу, поди, такой? Ишь, цыценки что пуговки! Не уважу, поди… Не единой красой насыщаете вы, бабы… Не единой!.. — шепчет Васька с укором девке и, не удержавшись, целует её в тёмное пятнышко соска.

Хочется Ваське угодить царю — готов себя обделить: млеет около оголённого девичьего тела, а терпит, боится оскорбить даже мыслью то, что предназначает царю. Но уж изведал Васька, что угодить ему непросто: он и в Полоцке подыскал для него девку, и такой красоты, что до сих пор ещё крутит судорогой Васькину душу, как вспомнит он о ней, а царь вышвырнул её на улицу, да и его чуть было вместе с ней не вышвырнул. Теперь Васька боится промахнуться…

— Поди, уж мяли тебя, сизушка? — спрашивает он, поглаживая девку по животу и ногам. Девка, чуть пришедшая в себя, поджимает ноги, натаскивает на них подол рубахи, тихо говорит:

— Перекстись…

— Да не чёрт я, не домовой… — Васька наклоняется над девкой, ублажаючи шепчет ей в ухо: — Ну-к сознайсь, сизушка-голубушка, сознайсь… Мяли уж тебя?

— Перекстись, — снова повторяет девка.

— Ух! — выдохнул ей в ухо Васька и, отстранившись от неё, перекрестился.

— О соромном допытываешь… — обмякает девка и засматривается на Ваську. — Старая княгиня грозно держит нас, нешто не ведаешь?

— Княгиня грозна, да вы плутовки! Нешто ни разу не сплутовала? — Васька вновь наваливается на девку, щиплет губами её ухо, шепчет с тяжёлой задышкой: — А как изведаю?..

Девка вздрагивает и вытягивается… В потревоженной тишине чуланчика замирает её истомный вздох.

На некоторое время в подклети замирают все звуки, словно боясь потревожить стыдливую затаённость чуланчика, но потом тишина разрушается — сперва быстрым перестуком шагов по лестнице, потом громкими, встревоженными голосами.

— Меня ищут, — говорит девка и ползёт к двери чулана. — Как бы не намерились сюды заглянуть…

Васька ползёт за ней следом, приваливается спиной к двери, ублажаючи говорит ей:

— Алтынный получишь — замани сюда непорченую… Самую ладную!

— Каждая всё про себя лише ведает. Буде, все, как я, грешны… А буде, я единая?! Прости Господи! — Девка быстро перекрестилась на огонёк свечи, всхлипнула. — Пусти… Кинулись уж меня! Слышишь?! Переполошатся встрасть!

— Не пущу! — рассердился Васька. — Что мне ваши переполохи?! Я не таясь могу выйти! Я знаешь кто?..

— Омилостивься!.. — взмолилась девка. — В портомои княгиня сгонит. — Она заглянула в чёрное Васькино лицо, поняла, что его не умолить, в отчаянье вышептала: — У княгини в опочивальне… Одевальница её… Чиста, как росинка. Княгиня в постель её к себе берёт… Пусти теперь!

Васька отпустил девку, подождал, пока унялся гомон, загасил свечу, осторожно вышел из чуланчика. В ночнице нянька отчитывала девок… Её сварливые вскрики заглушили Васькины шаги. Он почти бегом взбежал по лестнице, наверху помедлил немного, заколебавшись: это было очень дерзко — выкрасть из спальни Ефросиньи её самую любимую девку! Для самого себя Васька ни за что бы не решился на такое, но для царя!.. Васька ободряюще перекрестился и пошёл в Ефросиньины покои.

Девка, сидевшая в Ефросиньиной опочивальне за вышиванием, удивилась Васькиному появлению, но не напугалась. Она, должно быть, уже видела Ваську, когда на княжеском подворье встречали царя, и решила, что он явился с каким-то наказом от княгини, а может, и богатая Васькина одежда, враз бросившаяся ей в глаза, уняла в ней страх… Васька был выряжен роскошно и никак не походил на разбойника или вора.

Васька приблизился.

— Сизушка!.. — Он осторожно взял девку за руку и повёл из опочивальни. Девка, растерявшись, поначалу послушно пошла за ним, но, выйдя в предпокой, тревожно вскрикнула и стала вырываться.

— Боярин!.. Боярин!.. — умоляюще шептала она, догадавшись, что ожидает её.

…В горенке, что была по соседству с царской опочивальней, куда Васька затащил полумёртвую от ужаса девку, за столом перед свечой сидел какой-то человек. Васька, увидев его, с кошачьей ловкостью отпрянул к стене, оставив свою ношу на полу под порогом.

— Не пужайся меня, Василь Григорьевич, — униженно выговорил человек и, поднявшись из-за стола, поклонился Ваське.

— Кто таков? Откель меня знаешь? — с опаской спросил Васька.