Юрий Лубченков - Семилетняя война

— «...Службу вашу не с тем отправляете, чтоб только простой долг исполнить, но паче о том ревнуете, чтоб имя ваше и заслуги сделать незабвенными». Всё ясно, господа совет? Нашу настойчивость осадную, — он щедро делился единоличным решением сейчас со всеми, хотя на том совете и был в полном одиночестве, — одобряют. И поддерживают. Надеюсь, что более из нас, оставшихся, никто отныне не занедужит и что это успокоит тех, кто боялся державного гнева за выполнение долга своего. И заставит всех сделать всё возможное, дабы оценка верховная наших ратных заслуг не пропала втуне! За работу, господа!

К этому времени подошедшая лёгкая конница Берга вовсю тревожила пруссаков, постепенно отбирая у них контроль над жизненно важной артерией Кольберг — Штеттин.

В начале октября Берг у деревни Вейсенштейн разбил наголову отряд прусского майора Подчарли, пленив при этом и самого майора во главе множества его подчинённых.

Подчарли на подмогу шёл от Грейбенберга отряд де Корбиера, дослужившегося со времени до фельдмаршала. Де Корбиер, увидев, что нужда в его подмоге уже отпала, пытался избегнуть поражения и вовремя отойти. Но Суворов, подполковник конницы Берга, настиг его с эскадроном сербских гусар и долго гнал.

Русская армия тогда уже — после неудачной осады Бунцельвица совместно с союзником Дауном — выдвигалась в Померанию и — далее: на зимние квартиры за Вислу. Бутурлин поэтому приказал соединиться с Бергом кирасирским полкам генерал-поручика Волконского. Дивизия Фермора должна была двигаться непосредственно к Кольбергу. Она шла наперерез пруссакам, идущим от Кольберга к Штеттину.

Это уходил из крепости Платен. Румянцев оказался прав.

Перерезав коммуникации неприятеля и раз за разом нанося колющие удары по небольшим отрядам Платена, пытавшимся противодействовать этому, Румянцев вынудил прусского генерала к ретираде. Поначалу Платен отошёл к Трептову, а затем начал движение на Гольнау, выдвинув арьергардом сильный отряд Корбиера.

Авангард этот Берг атаковал у самого Гольнау на открытой равнинной местности, сильно раскисшей после ливней. Заболоченность, затруднившая наступление тяжёлой русской кавалерии, позволила пруссакам заблаговременно приготовиться и открыть по наступающим огонь картечью. Построившиеся в каре русские пехотинцы в подкрепление своей артиллерии давали залп за залпом, но русские шли прямо на свинцовый дождь и первой же атакой опрокинули каре.

— Корбиер попытался спасти ситуацию, введя в дело кавалерию, но ему снова помешал Суворов, выведший своих гусар навстречу неприятельской лаве. Пруссаки были опрокинуты, причём суворовские гусары успели ещё и захватить неприятельских фуражиров.

— Господин генерал, позвольте наказать этих дерзких русских. Всего несколько эскадронов драгун и с ними будет покончено, — умоляли Платена его офицеры, на глазах которых громили их товарищей по оружию и многолетним кампаниям.

— Запрещаю, — сурово отвечал Платен, отвернувшись от подчинённых и от своего авангарда. — Если мы сейчас ввяжемся в бой, то на нас упадёт Румянцев! Вы этого хотите? Здесь война, а не игра в солдатики! А на войне, случается, и убивают. А случается и такое, что нужно пожертвовать частью, дабы спасти всё! Волк, попадая в капкан, отгрызает себе лапу и уходит. Мы сейчас — этот волк. Мы даже не смеем остаться в Гольнау, а вы призываете меня к самоубийственным поступкам. Стыдитесь, господа. Вы не офицеры, а кисейные барышни.

И действительно, Платен не долго пробыл в крепости.

Подошедший Фермор подверг Гольнау двухчасовой бомбардировке, после чего позволил пруссакам отойти — из-за якобы чрезмерной укреплённости Гольнау, что не позволяло предпринять штурм.

Прусский командир — от греха подальше — перенёс свой основной лагерь поглубже в лес, приказав всё же закрепиться в крепости гарнизону, прикрываемому несколькими батальонами пехоты с приданными кавалерией и артиллерией. Прикрытие расположилось на мосту, ведущем из Гольнау. По приказу Берга Суворов с гренадерским батальоном смел всех этих прикрывающих, ворвался, взломав ворота, в крепость и, вытряхнув оттуда гарнизон, гнал неприятеля штыками до лагеря самого Платена.

Платен почёл за лучшее отступить и отсюда. Берг преследовал его до Дамма. Фермор — нет.

Осадный корпус в эти дни тоже не дремал. Румянцев оставил для сдерживания наступательных амбиций принца Вюртембергского пехоту Долгорукова, после чего перешёл на западный берег Персанты и принялся громить прусские посты. Расправившись с оными, русские войска двинулись к Трептову, — выкуривать генерал-майора Кноблоха, отряд которого был направлен туда принцем Вюртембергским — для облегчения положения Платена.

Платен же, отступая на Штеттин, оставил в Трептове Кноблоха защищать свои коммуникации. Но сейчас Кноблоху предстояло более серьёзное дело — защищать от Румянцева уже не какие-то коммуникации, а свою собственную свободу и, может быть, даже жизнь.

Задача оказалась прусскому генерал-майору не по силам.

Подвергнутый артиллерийскому обстрелу, он решил не дожидаться штурма со всеми его жестокостями и предпочёл сдаться. В свой актив русские записали 61 офицера, 1639 солдат, 15 знамён и 7 пушек. Это был крупный успех всей кампании 1761 года.

Румянцев с войсками вернулся в лагерь продолжать осаду Кольберга. Его корпус был усилен до тридцати пяти тысяч. Главная же армия была уведена Бутурлиным на зимние квартиры за Вислу и Мариенвердер.

В помощь же осадному корпусу фельдмаршал оставил корпус Волконского на Варте и корпус Чернышёва в Силезии. Румянцев пытался критиковать подобное весьма неудачное расположение, но Бутурлин его доводов не принял.

Фридрих, полностью — заочно — согласный с Румянцевым, не мог уже предоставить русскому главнокомандующему свои доводы, разбив его корпуса по отдельности — был слишком слаб. Но сил для поддержки Кольберга не жалел, выделяя из своих скудных запасов всё возможное и невозможное.

Он усиливает ослабленного поражениями Платена отрядом Шенкендорфа, насчитывающего пять тысяч. Но это уже мало чем могло помочь осаждённым. Румянцев, когда ему донесли об этом отряде, отвечал на вопрошающие взгляды своих генералов:

— Господа, не понимаю вашего ожидания в отношении наших с вами совместных действий. Сей отряд, конечно, усиливает генерала Платена и делает оного последнего снова опасным как для наших магазинов, так и для припасов и фуража генерал-поручика Волконского. Не менее, но и не более. Хоть одинокий Платен, хоть вкупе с Шенкендорфом — он может только кусать исподтишка.

— Простите, ваше превосходительство, — спокойно возразил ему генерал-майор Яковлев, — а такую возможность, как совокупный удар Платена, Шенкендорфа и принца Вюртембергского по нашему корпусу, Вы учитываете?