Эптон Синклер - Агент президента

Ланни осталось только спросить своего отца, как дела на заводе. Его отец ответил ему, что они только что установили "сопряжённые кондукторы" для новой модели. Ланни заинтересовался этой странной формой производственного процесса, в результате Робби предложил показать ему эти новейшие устройства. На следующее утро он проводил его через этот большой завод, который возник в течение нескольких месяцев на месте, где недавно было болото, рассадник москитов. Они смотрели вниз с балкона на огромное помещение, которое выглядело, как джунгли сложных машин, каждая из которых выбивала и выколачивала свою индивидуальную мелодию. Ланни, конечно, знал, что каждая машина была помещена на место, которое инженеры определили с точностью до миллиметра. Он понимал, работа этих машин определялась в ряде случаев с точностью до микрона. Лучшие часы никогда не производились с такой же точностью, как эти изделия из стали, алюминия, магния и чего ещё. Они здесь штамповались, шлифовались и полировались на фоне такого разнообразия звуков, которые сливались в один бесконечный гул, который, как был уверен Ланни, уши рабочих вскоре перестали замечать.

Дальше росла линия, на которой рождались быстрые и смертоносные истребители, которые могли пронзить километр воздуха за десять секунд или меньше. Но на этой сборочной линии не было столько самолётов, сколько Робби надеялся увидеть, и линия не двигалась достаточно быстро, чтобы доставить ему удовольствие. Он упорно цеплялся за веру, что старая Европа вскоре вступит в войну, и тогда всем будут нужны истребители Бэдд-Эрлинг. Перед глазами Робби стоял Париж в конце июля 1914 года, и Ланни был там, желая помочь всеми своими мальчишескими силами. Никто из них ничего не забыл об этом, и теперь они могли разговаривать друг с другом без обиняков. Робби сказал: "Бог знает, что я не хочу этого, но она скоро начнётся". Ланни задался вопросом: Было ли это по-человечески ставить на кон всё своё состояние, не надеясь выиграть?

Внутри этого завода был порядок, но снаружи был хаос. Ланни прошел через слепленные на скорую руку коттеджи и уродливые лачуги, заправочные станции, киоски с газировкой и "закусочные", разбросанные по главной дороге. Они появились там, потому что так хотел Робби Бэдд. Робби не боялся хаоса, но видел опасность в любом порядке, кроме своего собственного. Сердце Ланни болело, потому что в Англии он видел города в садах, а в Вене красивые кварталы жилых домов рабочих, построенных социалистическим муниципалитетом. Почему нельзя было иметь что-то в этом роде в Коннектикуте?

Но у Робби Бэдда был Бог под названием Индивидуализм, и этот уродливый кошмар был Его храмом. Робби не хотел ни правительства, ни рабочего движения любого рода в пределах или вблизи своего места. Если бы он был в силах, он запретил бы навсегда все митинги и организации любого рода. Но теперь Конгресс производственных профсоюзов, наиболее радикальное массовое движение, проник на его завод, и Робби выходил из себя, считая его измены и заговоры. Тем не менее, движение было поддержано властью правительства Соединенных Штатов или того, как Робби предпочитал называть его, бандой политических авантюристов, уголовников, которые захватили правительства и использовали его, чтобы вести войну мести против тех, кто владел собственностью и нес ответственность за промышленность. Нельзя было сомневаться в совершенной искренности мнения Робби Бэдда о "Новом курсе"!

В промежутках между тирадами Ланни собрал сведения о соглашениях, существующих между И. Г. Фарбен, крупным немецким химическим трестом, и Стандарт Ойл Компани оф Нью-Джерси, по совместному использованию, обмену патентами и техническими секретами в производстве искусственного каучука из нефти. Он узнал о подобных сделках в других отраслях промышленности, а также получил имена лиц, имевших такие секреты за пазухой или их сейфах. Ланни спрашивал: "Ты действительно знаешь это, Робби?" А его отец отвечал: "Тиссен сказал мне сам" — или, возможно, это был Крупп фон Болен, или один из де Ванделей или Дюпонов. Как ни странно, Робби Бэдд сам имел такую же договоренность с Герингом. Робби имел своих людей на заводах Геринга и жирный Exzellenz имел своих в Ньюкасле. В этом Ланни мог быть уверен, потому что он встречал их сам. Но он не собирался упоминать этого в своих докладах ФДР. Президент согласился со своим новым секретным агентом, что лучше иметь авиационный завод, скрытый на одной из судоходных рек штата Коннектикут, и американских техников и рабочих, приобретающих "ноу-хау" в этой жизненно важной отрасли промышленности.

Также Ланни получил информацию относительно нынешнего состояния люфтваффе. Некоторую от Робби, а другую от тех нацистских техников, которые знали о связях молодого Бэдда в Гилерлэнде, и думали о нем, как о друге своего дела. Он говорил по-немецки свободно и мог рассказать им о посещении Каринхалле и Берхтесгадена. Их распирало от гордости за достижения своего Третьего рейха. И разве не естественно, что эти достижения должны быть доведены до Ланни?

Выслушав всё, исследователь удалится в комнату, которая принадлежала ему со времени его первого визита двадцать лет назад. Он достанет свою маленькую портативную машинку и напечатает отчет, не забывая при этом сделать его коротким. Запечатает его в конверт с пометкой "№ 103" и поместит его в другой конверт, адресованный Гасу Геннеричу в гостиницу в Вашингтоне.

Задачи решены, Ланни был свободен и мог наслаждаться жизнью. Рано утром он попрощался с семьёй своего отца и проехал полпути в Нью-Йорк, остановившись в доме Гансибесс, так он называл свою сводную сестру и ее мужа, скрипача. Ганси Робин давал концерт для группы рабочих в Нью-Йорке в тот же вечер, а пароход Ланни отплывал в полночь. Так что все хорошо совпадало. Ланни привезёт музыкантов, после концерта они проводят его, а Бесс приведёт машину обратно в дом ее отца на следующее утро.

У Гансибесс был мальчик, которому был год. Они назвали его Фредди, в память его дяди, которого убили нацисты. Он приходился Ланни полуеврейским сводным племянником, с прекрасными темными глазами и волосами своего отца, которого Ланни называл пастушком из древней Иудеи. Племянник учился ковылять и каждый день говорил новые слова. Его родители были в состоянии постоянного восхищения. Его бабушка пришла из своего дома пообедать и встретиться с обожаемым Ланни и указать на качества чудо-ребенка, которые в противном случае могли бы не заметить. Ганси сочинял сонату, и он и Бесс играл первое движение для своего гостя, а Бесс отметила те особенности в ней, которые ее муж слишком застенчиво забыл упомянуть.