Эптон Синклер - Агент президента

"Позвольте мне облегчить вашу тревогу, синьор Агриколи", — сказал обходительный эксперт. — "Я не хочу никакой огласки или создавать ненужные проблемы. Если вы будете откровенны со мной, то я буду считать вас союзником и другом, и я уверен, что это будет лучше для вас".

" Si, si, Mister Budd, sicuramente-naturellement — с моим сердцем". — Испуганный человек не понимал на каком языке говорить, на итальянском, французском или английском, поэтому он говорил сразу на всех трех.

— Я хочу две вещи: во-первых, получить картины обратно, а во-вторых, выяснить, кто взял их, чтобы остановить утечку. Что касается потери денег, я готов щедро обойтись с вами.

— " Merci, M. Budd-grazie — я благодарю вас, я сделаю все- tout possible!

Услышав рассказ, Ланни понял, что человек имел основания для беспокойства. Он купил три работы Дэтаза по абсурдно низкой цене, и продал их за половину того, что он, возможно, получил бы в торговых залах отеля Друо в Париже. Такие сделки, казалось, указывали на страх, что картины пришли не совсем честно. По его словам, молодой итальянец, имевший хороший внешний вид, пришел к нему, назвавшись Джильотто, и сказал, что у него есть три французских картины, принадлежавших его недавно умершему отцу в Генуе. Он признался, что не знает имя художника, но ему было сказано, что работы были ценными, поэтому он привез их во Францию. Пара долго торговалась, и незнакомец дважды забирал холсты и уходил из магазина. Наконец, дилер согласился выплатить восемьдесят тысяч франков. У него осталась купчая, и Ланни осмотрел её, но не узнал почерка, и не признал продавца по описанию. Он, однако, заинтересовался, когда дилер рассказал ему, что видел этого человека два вечера спустя, выходящим из казино с другим молодым итальянцем, носившим форму офицера с левым пустым рукавом.

Дилер назвал имена клиентов, которым он продал картины. У него были копии своих купчих, и он показал свои книги, в которых были проведены эти покупки и продажи. Это было все, что он мог сделать, и все, что хотел Ланни. Он заявил: "Картины являются собственностью моей матери, и по закону вы будете обязаны возместить лицам, которым вы продали их. Вы, вероятно, не получите назад много от вора, так как кажется, что он часто посещает казино. Но все это предполагает огласку, которую моя семья не хочет. Я предпочитаю урегулировать этот вопрос спокойно, и делаю вам предложение, если вы увидитесь с вашими клиентами и выкупите картины назад, то я возмещу вам восемьдесят тысяч франков, которые вы заплатили вору. Не кажется ли вам это разумным?"

— "Si, si, M. Budd , очень щедро- vraiment. Però —А не нарушим ли мы какой-то закон?

— Я не думаю, что с законом будет проблема, если никто не будет жаловаться. Я уверен, что я могу узнать, кто вор, и убедить его покинуть страну и не возвращаться. Французский закон был бы удовлетворён.

— Mille grazie , мистер Бэдд. Я сделаю все возможное, sans delai .

— Это будет означать для вас поездку в Париж, поэтому я думаю, что будет лучше ничего не оставлять в письменной форме. Мсьё Брюге, уверен, будут сговорчив, и если кто-нибудь из других ваших клиентов усомнится в вашей добросовестности, вы можете предложить им позвонить домой моей матери по телефону, и она или я подтвердим ваши заявления.

Так что этот вопрос был решен. Ланни поехал обратно в Жуан, где нашел своего зятя на крыльце, погруженного в чтение романа в желтой обложке, который он поспешно засунул в карман на подходе Ланни. Капитано Витторио ди Сан-Джироламо питал пристрастие к порнографической беллетристике, которую, он знал, его родственник не разделял. Последний сказал: "Будьте так добры, спуститься в студию. Мне надо переговорить с вами по вопросу большой важности".

Ланни успел продумать план действий и не стал тратить время на вступление. Он жестом предложил Витторио стул и другой взял себе, а затем приступил к осуществлению своего плана: "Ваш друг, назвавшийся Джильотто, только что рассказал мне свою часть истории, так что теперь вы можете рассказать мне свою". Капитано едва коснулся стула. Теперь он подскочил с него. "Это ложь!" — закричал он.

— Не тратьте слов, Витторио. Я уверяю вас, я не в настроении слушать ерунду. У вас есть один шанс избежать тюрьмы, рассказав мне всю историю откровенно.

— Я не имею малейшего понятия, о чём вы говорите.

— Я хочу только знать, брали ли вы ещё какие-либо картины, за исключением тех, что этот парень продал Агриколи?

— Проклятье, это ложь. Я никогда-

— Хорошо, Витторио. Если вы так считаете, я дам полиции возможность урегулировать этот вопрос. Они лучше подготовлены для таких случаев, чем я.

Он встал и подошел к телефону на своем столе, и потянулся снять трубку, когда Капитано вышел из аристократического образа, в котором он обычно находился. — "Хорошо, я буду говорить". Ланни повесил трубку, а другой вернулся на свое место и сказал: "Я взял только три картины, мне было больно видеть, как вы удерживаете деньги Марселины".

— Я не собираюсь обсуждать Марселину. Но говорю вам, что если вы взяли больше, то я это выясню. Это вопрос просто проверки моих записей, на что у меня до сих пор не было времени.

— Можете не проверять. Я взял только три. Это было все, что я мог унести сразу. Марселина была без денег, как и я.

— Знает ли она, что вы сделали?

— Конечно, нет, и я надеюсь, что вы не скажете ей. Это только зря сделает ее несчастной.

— Сколько денег у вас осталось?

— Ничего.

— Что вы сделали с ними?

— Я попробовал новую систему, но у меня не было достаточно денег. Просто, когда я попал в точку, где еще один поворот принёс бы мне успех, деньги ушли.

"Так всегда случалось с тех пор, когда было изобретено колесо рулетки", — заметил Ланни. — "А теперь позвольте мне сообщить вам, что я договорился заплатить Агриколи восемьдесят тысяч франков, и он получит картины назад для меня. Вы, со своей стороны, дадите мне расписку на эту сумму".

— Что эта за благотворительность?

— Я положу расписку в надежное место, на случай, когда вы задумаете какой-либо иск против любого члена моей семьи.

— Очень умно с вашей стороны!

— Надеюсь, что это так. Другое требование. Вы придумаете телеграмму, приказывающую вам вернуться к своим обязанностям в Испании. Таким образом, вы можете избежать рассказа Марселине, который, как вы говорите, только сделает ее несчастной ни за что.

— Вы собираетесь разрушить наш брак?

— Как раз наоборот. Если я расскажу Марселине правду, то это может его разрушить, а то, что предлагаю я, позволит ей свободно следовать за вами в Испанию, если и когда она захочет. Вы и она сможете там осесть. Единственное, в чём я должен убедиться, что вы никогда больше не вернётесь во Францию.