Эптон Синклер - Агент президента

Ланни ускорил шаги, исследуя анатомию древнего дома семьи Белкур, фаворитов французского короля Людовика Шестнадцатого. Конечно, у них были враги и необходимость держать этих врагов там, где они не могли причинить никакого вреда. Даже если это было не так и они во всём полагались на короля, архитекторы обязаны были позаботиться о темницах, потому что темницы были обязательной принадлежносью шато.

Руки Ланни в перчатках коснулись двери, которая, казалось, отличалась от других, и он мигнул фонариком. Железо, окрашенное в чёрный цвет со следами ржавчины. Он тихо попробовал ручку, и она повернулась. Дверь отворилась, скрипнув. Нарушитель снова прислушался. Ни звука, даже крыс. Он посветил фонариком и увидел каменные ступени, ведущие вниз. Место было здесь! Он и его друзья договорились, что темницы могут находиться на втором уровне подвалов, если таковые существуют. Место, где крики несчастных никогда не смогут достичь гостей в банкетном или танцевальном залах! Место, куда никогда не дойдут песни Блонделя, которые неудачники играли на рояле!

Ланни сделал один шаг вниз, а затем, молча, и осторожно, закрыл за собой дверь, проклиная раздавшийся слабый скрип. Он не хотел тревожить своих друзей, но он понял, что они были здесь. Почти наверняка причина, почему эта дверь была не заперта, была в том, что Meister-Schlosser обнаружил её тайны.

Как только дверь была плотно закрыта, Ланни дал обусловленный сигнал криком совы: "У, ууу!" протяжный второй слог. Они планировали его на открытом воздухе, где он был бы более подходящим. Но возможно, что в этих подвалах были отверстия, через которые могли залетать совы? Гнездятся ли они в щелях наверху груд бревен, охотясь на крыс, сновавших по полу? Подобно тому, что крысы, не думают ни о чём, а только о крысах, так и совы будут думать только о совах. И они тоже могли бы пережить людей, имея достаточно мозгов, чтобы не драться со своими собратьям совами.

На его сигнал ответа не было. Перебирая руками в перчатках по стенам узкого прохода, Ланни пошёл вниз, делая шаг за шагом шестнадцать раз, и шестнадцать раз он наступал на камни с болезненной медлительностью, ибо у него не было резиновой обуви, чтобы притупить звук. Внизу коридор пошел прямо вперед, и он не смел мигать светом, но опять-таки остановился и позвал чуть громче: "У, ууу!" На этот раз он услышал ответ, слабый, но короткий. В этом подземном туннеле были и другие совы!

Ланни не теряя доли секунды, пошел на звук так быстро, как он мог идти на цыпочках. На повороте, ему в лицо внезапно ударил луч фонаря. Он остановился и включил свой собственный крошечный свет и увидел то, что воображал в течение последних двух часов. Хофман стоял на коленях перед дверью с металлическим ящиком инструментов рядом с ним, а Монк на страже позади него с фонарём в руках. Один проблеск был достаточен для всех троих, и они выключили свои фонари в один и тот же момент. Ланни пришел к слесарю и прошептал еле слышно: "Что вы нашли?"

— Здесь кто-то есть.

— Это Труди?

— Мы не можем быть уверены, мы слышим стоны. Больше ничего.

— Мужчина или женщина?

— Мы не можем сказать кто.

— Можете ли вы открыть дверь?

"Я думаю, что открою. Я работаю". — Ни слова больше. Он продолжал работать. Монк увлек Ланни в коридор, чтобы не мешать Хофману. Немец прошептал: "Зачем вы пришли?"

— Я думал, что вы в беде.

— Собаки заперты?

— Да.

— А сторож?

— Он мертвецки пьян. Я не думаю, что он будет двигаться.

— Все остальное в порядке?

— Насколько я знаю. Вы открыли все эти двери?

— У нас не было времени. Мы должны были открыть три двери на пути сюда. Я прослушал все двери камер и ничего не услышал. Все глазки закрыты, кроме этого, и это, кажется, указывает, что другие камеры пусты.

Хофман прошептал: "Тише!", и они замолчали. Он работал в темноте, ориентируясь только на своё осязание и слух. Он очень тихо шевелил каким-то инструментом в замочной скважине. Только он мог слышать звуки и понимать, что они означали. Это было его дело, которому он посвятил большую часть своей жизни. Ланни хотелось бы послушать и другие двери, но он боялся пошевелиться. Монк уже послушал, и этого должно было быть достаточно. Время, которое остановилось для Ланни, теперь пустилось вскачь для всех троих.

Вдруг раздался щелчок и шепот: "Есть!" Замок повернулся, и дверь заскрипела на петлях. В ту же секунду Ланни и Монк перешли на сторону слесаря, и когда тот сверкнул фонариком в клетку, все три пары глаз уставились туда.

Место было длиной около трёх метров и два с половиной в ширину. У него не было окна. Только два отверстия, одно в верхней части и другое в нижней части двери. Воздух имел запах высохшей крови, который Ланни пришлось узнать в нацистских застенках. В дальнем углу, справа, как они вошли, была железная койка, а на ней лежал фигура, покрытая грязным серым одеялом. Все трое включили фонарики. В этом ярком свете они увидели, что пленник был полноватым человеком, седым и с клочковатой седой бородой, которая могла отрасти за неделю.

При свете заключенный зашевелился и застонал, но глаза не открывал. Он был ещё жив, но, возможно, не надолго. На его голове были не забинтованные раны, и кровь бежала по лицу.

Видимо, его оставили здесь умирать. Рядом с кроватью стояла тарелка с сухим хлебом, оловянная чашка и кувшин с водой. Был ли он в состоянии помочь себе, это, по-видимому, не беспокоило людей, которые оставили его здесь.

"Он выглядит, как немец", — прошептал Монк но, конечно, никто в этом не мог быть уверен, так как существовало очень много видов немцев, и они были на протяжении веков так тщательно перемешаны с граничащими и вторгшимися народами.

Ланни предложил: "Вид мундира может напугать его. Вам лучше немного подождать снаружи".

Монк вышел, а Ланни налил воду в оловянную чашку и окропил ею лицо человека. Тот пошевелился и застонал, но глаза не открывал. Ланни прошептал: "Поднимите голову", и Хофман поставил свой фонарь на пол и сделал то, что его просили. "У него весь затылок в крови", — заявил он.

Ланни поднёс воду к губам человека и попытался заставить его пить. Ланни должен был взять одной рукой в перчатке его челюсть и отжать её вниз, чтобы заставить его открыть рот. Затем он влил туда небольшое количество воды, и человек проглотил её. Он начал стонать: "Ach! Oh weh!" Что подтвердило предположение относительно его национальности. Он опустил голову вниз, но до сих пор ничего не говорил, и Ланни сказал: "Я попробую теперь немного коньяку".

Он вынул бутылку из кармана и откупорил ее. Хофман снова поднял беднягу, и Ланни влил несколько капель спиртного. Человек начал кашлять, а Ланни ждал, потом попробовал ещё раз больше. Одновременно он бормотал: "Wir sind Freunde", мы друзья. А затем: "Вам нечего бояться".