Екатерина Глаголева - Дьявол против кардинала [Роман]

— У меня мало времени, — заявила она совсем другим тоном, твердым и властным. — Скажите мне только одно: согласны вы отказаться от брачного венца, чтобы снискать другой — королевский?

— Ну разумеется! — воскликнул Гастон. — Кто вы?

— В таком случае, — продолжала дама, словно не расслышав вопроса, — дайте слово дворянина, что пойдете до конца и не оставите тех, кто пойдет за вами!

— Даю, даю слово! Ради Бога, кто вы?

Дама подошла к окну и медленным, величественным жестом сняла полумаску. В призрачном свете луны потрясенный Гастон узнал герцогиню де Шеврез.

…В последующие два месяца в Фонтенбло кипела скрытая от посторонних глаз жизнь. По вечерам в спальне д’Орнано, лежавшего в постели, страдая от подагры, тайком собирались «противники свадьбы». Здесь были Мари, принцесса де Конти, их подруга госпожа де Лавалетт (в девичестве де Верней), Гастон, герцоги де Лонгвиль, де Монморанси и де Невер. Иногда заходила и Анна Австрийская — главное заинтересованное лицо. Мари пообещала д’Орнано, что в случае успеха царствовать станет Гастон, а править — он сам, и старый корсиканец принял ее слова всерьез. Он послал письма нескольким губернаторам, словно невзначай интересуясь, как бы они поступили, если бы герцог Анжуйский был вынужден покинуть двор и просить их о гостеприимстве. Тем временем Мари снеслась с принцем Конде, графом де Суассоном и обоими Вандомами — сводными братьями короля, а также заручилась сообщничеством своей родственницы герцогини де Роган, обещавшей ей поддержку гугенотов. Со своей стороны, Гастон связался с герцогом Савойским. Через Карлейля предупредили Бэкингема, который поклялся сделать все возможное и невозможное. Герцог был взбешен тем, что Людовик закрыл для него въезд во Францию, и Бенжамен де Субиз, укрывавшийся в Лондоне со дня подписания мира в Монпелье, наконец-то получил обещание военной помощи. Только посол Нидерландов уклонился от переговоров на эту тему.

Все шло прекрасно, весна вступала в свои права, радуя глаз нежной зеленью, наполняя грудь свежим воздухом, а сердце — надеждой на осуществление самых несбыточных планов. Но заговорщики не подозревали, что на безоблачном горизонте уже собирается маленькая тучка, готовая, поднабравшись сил, разразиться громом и молниями. В один прекрасный день Людовик получил письмо от герцога д’Эпернона, который ставил его в известность о послании д’Орнано.

К вечеру третьего мая шестьсот французских гвардейцев заняли двор замка Фонтенбло, а все дороги, ведущие в Париж, были перекрыты конными кордонами. Однако никто не придал этому значения.

На следующий день Людовик ужинал в окружении многочисленных придворных и засиделся допоздна, оживленно с ними беседуя. Явные признаки выздоровления короля всех обрадовали, и мать не преминула это отметить, целуя его в лоб на прощанье.

— Однако уже поздно, — сказал, наконец, король, пожелал всем доброй ночи и ушел к себе.

Он разделся и лег в постель, но лежал с открытыми глазами, напряженно прислушиваясь. Спустя полчаса он позвонил. Явился слуга.

— Что, там никого нет? — спросил король, указывая подбородком на прихожую. Слуга ответил утвердительно. — Приведите ко мне д’Орнано.

Людовик снова оделся, взял в руки гитару и стал играть, расхаживая по комнате. Через несколько минут вошел наспех одетый маршал и неловко поклонился, отставив больную ногу.

— Как мой брат сегодня вел себя на охоте? — спросил Людовик, глядя в сторону. — Понравилась она ему?

— О да, сир, — ответил сбитый с толку д’Орнано. — Принц был очень доволен.

Король громко ударил по струнам и, продолжая играть, вышел в гардеробную. В тот же момент в спальню вошел капитан гвардейцев дю Алье и щелкнул каблуками перед маршалом:

— Именем короля, вы арестованы! Попрошу вашу шпагу.

Как только застигнутого врасплох, но уже закипающего гневом д’Орнано отвели в караульное помещение, Людовик вызвал к себе Гастона.

Стоя к брату вполоборота, он сообщил об аресте д’Орнано и о том, что располагает неопровержимыми доказательствами заговора, в который принц по неопытности позволил себя втянуть.

— Мне нечего сказать по поводу того, что вы сделали, — горячо воскликнул Гастон, — но это враги маршала очернили его в ваших глазах! На него уже не раз клеветали, а он защищался и оправдался!

— Я вас люблю, братец, — сурово оборвал его король, — но уверяю вас: маршал недобрый человек, он хотел вашей погибели…

— Если я узнаю, кто оклеветал перед вами маршала, то непременно убью его и брошу его сердце на съедение моим слугам!

Выкрикнув эти слова голосом, в котором звенели слезы, Гастон вышел, громко хлопнув дверью.

— Нет, это уже переходит все границы! — Людовик яростно мерил шагами кабинет, взмахивая руками. У стола, опершись на него рукой, стоял Ришелье. — Мой брат замышляет убийство! Нет, каково?

— Я бы не стал принимать это столь близко к сердцу, сир, — мягко заговорил кардинал, когда король повернулся к нему и замер в картинной позе. — Ваш брат еще слишком молод, горяч, резок, но я уверен, что его опрометчивые слова не перейдут в непоправимые поступки. Я поговорил с ним, и…

— Что? — брови Людовика поползли вверх от изумления. — Вы говорили с ним? Когда? И почему я об этом ничего не знаю?

Ришелье замялся.

— Видите ли, ваше величество, мне не хотелось предавать огласке столь незначительное происшествие. Недели три тому назад я узнал от верного человека, что его высочество намерен посетить меня во Флери и там… ну, в общем, сопровождающие его дворяне затеют драку, в которой я случайно окажусь убит, — кардинал улыбнулся и сделал жест рукой, как бы показывающий всю нелепость подобной истории. — Я позволил себе приехать в Фонтенбло и поговорить с его высочеством, прочитав ему… что-то вроде проповеди о том, что греховные мысли порой способны навредить нашей душе не меньше, чем дурные поступки….

— Так. — Король взял со стола колокольчик и позвонил. — Передайте его высочеству, что я немедленно хочу его видеть, — сказал он вошедшему слуге. Тот поклонился и вышел.

— Сир, — заторопился Ришелье, — я уверен, что принц внял моим словам, иначе как объяснить, что… что я теперь стою перед вами?.. Дело в том, — стал он объяснять в ответ на очередной удивленный взгляд короля, — что тот же верный мне человек сообщил о плане похитить меня по дороге из Флери в Фонтенбло, якобы предложенном вашим братом, Сезаром де Вандомом. И я уверен, что именно вмешательству его высочества…

— А как тогда вы объясните вот это? — король схватил распечатанное письмо, лежавшее на столе, и помахал им перед лицом кардинала. — Господин д’Аленкур, губернатор Лиона, сообщает мне, что к нему прибыл некий гонец из Парижа с просьбой укрыть у себя герцога Анжуйского, когда тот будет вынужден бежать, убив вас!