Екатерина Глаголева - Дьявол против кардинала [Роман]

Во дворе уже ждал проводник. Мари отвязала от пояса кошелек и протянула его Мальбати, но тот с усмешкой отвел ее руку. Тогда она не стала сдерживаться, обняла старика и звонко расцеловала его в обе щеки.

Едва Пиренеи заслонили собой Францию, как Мари сразу же захотелось домой. Прибыв в Сан-Эстебан, она написала Ришелье о том, что ее бегство — следствие недоразумения, что она чиста перед королем и просит разрешения вернуться. Ответа она не дождалась: кардинал заявил гонцу, что не переписывается с Испанией. Путь назад был закрыт, оставалось идти вперед. Из Сан-Эстебана она выехала в Сарагосу, а оттуда в карете, которую ей одолжил вице-король, направилась в Мадрид.

Дождь лил как из ведра, словно хотел отмыть Париж от скверны. Людовик в нерешительности остановился на крыльце. Четыре часа, проведенные в монастыре, промелькнули как одна минута. Перед взором короля еще стояло бледное личико Луизы в белом монашеском платке, из-под которого не выбивался ни один волосок, в ушах звучал ее голос. Он уже не мог вспомнить, о чем они говорили; она, кажется, о чем-то его расспрашивала, он отвечал… Он смотрел на нее сквозь решетку комнаты для свиданий и чувствовал, как от нее исходит живительное тепло, от чего в его сердце разливалась тихая радость.

— Да, разверзлись хляби небесные!

Людовик вздрогнул, выведенный из задумчивости громким голосом капитана гвардейцев.

— Ничего, переждем, — сказал он. — Скоро стихнет.

— Да нет, похоже, надолго зарядил, — возразил капитан, оценивающе глядя на темные, низко нависшие тучи. — Не июль ведь, декабрь. Прикажете послать в Лувр, предупредить королеву?

Людовик замялся. Разумеется, возвращаться в Версаль — безумие, а в Сен-Море еще голые стены — мебель не перевезли. Но ехать сейчас к Анне…

— Королева поздно ужинает и поздно ложится спать, я так не привык, — отрывисто сказал он.

— Ее величество подчинится воле своего супруга, — дерзко заявил капитан. — Так я пошлю предупредить?

И, не дав королю опомниться, отрядил одного гвардейца в Лувр.

Известие о скором прибытии короля вызвало переполох. Анна спешно отдала распоряжения об ужине и побежала переодеваться, служанки носились без толку взад-вперед. От Сент-Антуанского предместья до Лувра было рукой подать, и король мог появиться с минуты на минуту. Но когда он, наконец, пришел, все уже было готово, и Анна, в новом платье и заново причесанная, склонилась перед ним в низком реверансе.

— Ах, Боже мой, вы совсем промокли! — воскликнула она, подняв глаза на мужа. — Принесите его величеству халат и переодеться во что-нибудь сухое! — велела она.

— И приготовьте валик, — добавил король.

Это означало, что он будет спать с женой в одной постели. За двадцать лет, прожитых во Франции, Анна так и не смогла привыкнуть к французскому обычаю класть подушки на валик: ей было неудобно, а поутру болела шея. Так что она спала без валика. Людовик же не собирался отказываться от своих привычек даже на одну ночь.

Дождь лил почти до самого утра. Королевские супруги рано поужинали и удалились в опочивальню. Луиза де Лафайет долго стояла на коленях перед распятием в своей тесной келье и жарко молилась.

В кабинете короля царил полумрак; солнечный свет не мог пробиться сквозь тяжелые спущенные шторы. Людовик сидел боком на стуле, подперев одной рукой голову, а другую свесив вдоль тела. Отец Коссен расхаживал перед ним из угла в угол, время от времени останавливаясь и воздевая руки к небу, словно призывая Бога в свидетели. Он раскраснелся от возбуждения и говорил тоном проповедника, как будто обращался с кафедры к прихожанам.

— Вы будете держать ответ за то, что пренебрегли долгом христианнейшего короля, заключив союз с еретиками! — бушевал духовник. — Ведь это вы призвали шведов в Германию, и с вас Господь спросит за все те жестокости, насилие и бесчинства, которые они там учиняют! А ваш народ? Ваш народ, о благе которого вы обязаны радеть денно и нощно? Он измучен поборами, стонет под игом корыстолюбцев и стяжателей, поливает своей кровью бесплодные нивы!

— Да, мой бедный народ! — промямлил Людовик. — Я не смог принести ему облегчение, ввязавшись в войну…

— Прислушайтесь к голосу вашей совести, и будьте тверды! Не следуйте дурным советам нечестивого человека, который везде сеет только вражду и раздоры! Подумайте только, чту он сотворил: заручившись доверием, коего недостоин, он рассорил сына с матерью, брата с братом, мужа с женой!..

Отец Коссен остановился перед королем и достал из рукава письмо.

— Вот письмо ко мне от вашей матушки; она до того отчаялась, что уже не решается написать прямо к вам, своему сыну! На склоне лет несчастная вынуждена скитаться на чужбине, испытывая жестокую нужду! Проявите же великодушие, неужели вы хотите, чтобы она умерла с голоду во Фландрии?

— Да, я подумаю над вашими словами, — тихо сказал Людовик, глядя в сторону.

Чувствуя, что добился своего, довольный священник удалился, оставив короля наедине с его мыслями.

Не прошло и двух часов, как его преосвященство был подробнейшим образом информирован о содержании их разговора.

На следующий день отец Коссен явился во дворец кардинала, чтобы предупредить Ришелье о скором визите короля. Он торжествовал, будучи совершенно уверен, что уже завтра ненавистного временщика низвергнут с высот в тартарары.

— Не скрою от вас, — сказал отец Коссен, — что я имел с его величеством серьезный разговор, и он полностью со мною согласился. Король намерен в корне пересмотреть свою политику, дабы прекратить неправую войну, восстановить мир внутри страны и вернуть ко двору свою горячо любимую матушку.

Ришелье выслушал его бесстрастно. Он смотрел на это вдохновенное лицо, горящие радостью глаза и думал: смешной безумец! Неужели он и вправду считает, что король вот так, в одночасье разрушит то, что создавалось годами? Подвергнет себя унижению — и во имя чего?

— Не могли бы вы передать королю письмо? — остановил он поток красноречия своего гостя.

Сев за стол, кардинал-министр единым духом настрочил прошение об отставке, подчеркнув, что узнал о своей опале от отца Коссена, а не лично от короля. «Ежели он угадал Ваши намерения, — писал Ришелье, — то я бы счел себя виноватым, не сделав Вам приятное своим отсутствием, раз мое присутствие уже не может быть Вам полезным».

Утром отец Коссен вернулся вместе с королем. Духовник сиял, Людовик был мрачен. Ришелье принял их любезно, но попросил отца Коссена оставить их с королем наедине, обождав в соседней комнате.

— Вас, должно быть, терзает мысль о том, не изменили ли вы долгу христианнейшего короля, начав войну против католического государя в союзе с протестантами. — заговорил он, когда король сел в кресло, приняв свою обычную позу.