Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. Большая чистка

— А как насчет идеологической подготовки личного состава? Мне говорили, что здесь троцкизм чувствует себя особенно вольготно.

— Когда я здесь служил, Троцкий был членом Политбюро. Газеты мы читали, политинформации слушали, спорили, но мало чего понимали… Вот ты скажи: ты жил в Москве в те годы, здорово ты разбирался, кто прав, а кто не очень? Троцкизм — это сейчас троцкизм, а в ту пору мы знали лишь одно: надо стоять на границе и никого через нее не пропускать. Ни туда, ни обратно.

— Смело, — произнес Андреев и больше ни о чем не спрашивал.

Дудник тоже не лез к Андрееву с расспросами, хотя был уверен, что тот, будучи старшим в их маленькой группе, получил от Люшкова или Винницкого особые инструкции. Придет время, сам все скажет, а не скажет, и так сойдет.

Двухместный номер гостиницы Андреев решил разделить с Дудником: за девять суток езды по Транссибу в одном купе привык к нему и привыкать к кому-то заново не хотел. Оставив в номере вещи, пошли в местное управление НКВД, расположившееся в бывшем купеческом особняке.

Несмотря на раннее утро, по коридорам сновали люди в форме, хлопали двери кабинетов — чувствовалось напряжение и ожидание каких-то важных событий. В управлении отметили их командировки, выдали талоны в гарнизонную столовую и билеты на поезд до Благовещенска, который ходит здесь раз в сутки.

Утром снова были на вокзале.

Пути забиты воинскими эшелонами. Вдоль опушки леса, близко подступающего к станции, саперы прокладывали новые запасные ветки. Везде толпы красноармейцев, не знающие, чем себя занять. Между путями горят костры и дымятся походные кухни. В открытых вагонах-теплушках ржут кони. Свесив наружу ноги, сидят чубатые кавалеристы и с презрением поглядывают на пехоту. С открытых платформ, чадя выхлопными дымами и рыча, по деревянным помостьям сползают танки и бронемашины. Артиллеристы в ботинках и зеленых обмотках под раз-два-взяли скатывают на землю короткоствольные горные орудия и зарядные ящики, запрягают в них лошадей. Над станцией, отчаянно тарахтя, то и дело пролетают самолеты, в одиночку и группами: где-то неподалеку располагается аэродром.

— К ученьям, что ли, готовятся? — высказал предположение Андреев.

— Не похоже, — Дудник оглядывал станцию, пытаясь определить, к чему тут такое столпотворение. — Скорее всего, усиливают границу.

— Так до границы отсюда верст сто пятьдесят, не меньше, — не согласился Андреев.

— Войска и не должны стоять на самой границе, — пожал плечами Дудник. — Они должны ее прикрывать. Благовещенск расположен на берегу Амура, на противоположном берегу китайский город Айхой. А там японцы.

На место, то есть в Благовещенск, приехали поздним вечером: поезд из полудюжины вагонов тащился еле-еле, останавливался возле каждого столба. В Благовещенске тоже эшелоны с войсками и техникой, тоже что-то строят, костры, патрули. Командированных ждали, встретили, посадили в автобус, повезли в гостиницу.

— Отдыхайте, — сказали, — все дела завтра.

Назавтра Андреев с Дудником отправились в областное управление НКВД. Нашли его недалеко от станции, предъявили дежурному сержанту свои удостоверения и предписания. Сержант, забрав бумаги, вышел, вернулся, попросил подождать. Через несколько минут их принял старший майор госбезопасности, с маленькими водянистыми глазками на большом мясистом лице. Он явно не был обрадован соглядатаями из Центра.

— Завтракали? — спросил он с неистребимым прибалтийским акцентом, пожав руки Андрееву и Дуднику и предложив им сесть. Выслушав ответ, успокоил: — Позавтракаете в продпункте. Это через площадь в каменном лабазе. А пока несколько слов об обстановке. Японцы устраивают на границе провокации. Живем, как на бочке с порохом. Даже приблизительно не знаем, когда и где они собираются устроить новую провокацию. Пока сдерживаем одними пограничниками. Ну и Амур — препятствие серьезное. Постепенно прибывают регулярные части. Вокруг шныряют всякие подозрительные личности из корейцев, китайцев и местных казаков. Вылавливаем. Вдоль границы есть корейские селения; чем восточнее, тем селений больше. Корейцы к советской власти настроены не слишком дружелюбно. Совершенно закрытый от нас мир. Средневековье. Есть сочувствующие из корейцев же, но мало. На станции, сами видели, полная неразбериха. Размещать прибывающие части негде. На носу август — пора мусонных дождей. Вот и приходится держать людей в вагонах. Строятся дополнительные ветки. Саперов и рабочих не хватает. Людей не хватает вообще. Я предлагаю вам поехать на границу, сориентироваться на месте, побывать на погранзаставах. К сожалению, сопровождающих дать не могу. Утром в Поярково пойдет машина с группой командиров. Поезжайте с ними. На месте разберетесь, что к чему.

— Вообще-то, у нас совершенно другое задание, — вставил Андреев.

— Мне известно ваше задание, товарищ капитан, — отрезал майор. — Инспекция погранзастав входит в это задание. Так что поезжайте. Пропуск в зону вам выпишут. Желаю успеха.

— Он явно не в восторге от нашего приезда, — заметил Андреев, когда они вышли на площадь. — А это может означать лишь одно: он боится проверки и боится ее не без основания. Имей это в виду, товарищ старший лейтенант.

— Есть иметь в виду, товарищ капитан! — ответил Дудник, прикладывая руку к фуражке.

— Можно и без этого, — проворчал Андреев, но ему явно понравилось, что Дудник чувствует дистанцию, отделяющую их друг от друга.

В автобусе Артемий обнаружил пограничника старшего лейтенанта Гордейчева, с которым иногда курил в тамбуре вагона. Гордейчев три года служил в Карелии, теперь выпал ему Дальний Восток. Это был рослый белобрысый парень, ленинградец.

— Вот, догнали-таки мы тебя, старлей, — пошутил Артемий. — Думал от нас скрыться в тайге? От нас не скроешься.

— Да уж вижу, — в тон Дуднику отвечал Гордейчев, — что дело мое аховое. Разве что на ходу в окошко выпрыгнуть.

— Не выйдет, — рассмеялся Дудник. — Пока ты, со своей комплекцией, в окошко пролезешь, я уже с той стороны тебя ожидать буду.

— Сдаюсь, старлей! Сдаюсь! — поднял Гордейчев вверх обе руки. — Мыслимое ли дело сбежать от почетного чекиста да еще и краснознаменца. Лучше садись рядом и расскажи, куда подевались твои сослуживцы?

— О, это большая-пребольшая секретная тайна! — вытаращил глаза Дудник. — Секрет сей тайны не известен даже моему начальству.

— Андрееву, что ли? — кивнул Гордейчев в сторону капитана, устроившегося возле кабинки водителя.

— Андреев не начальник, — качнул головой Артемий. — Он страдалец, за какие-то прегрешения выгнанный из Москвы. Видел бы ты, с каким страхом он смотрел из окна вагона на тайгу. Ему, небось, кажется, что за каждой елкой если не медведь с тигром прячутся, то япошка с хунхузом — это уж как пить дать. Кстати, а куда направляется товарищ старший лейтенант?