Евгений Единак - Реквием

— Тогда я пойду пешком.

Дорогу через Брайково я знаю. В Боросяны бегаю сам. А весной под самыми Климауцами был, когда за сороками в лес ходили. Под Климауцы я попал, потому, что заблудился из-за своеволия. Но это было не так уж важно.

Но родители сказали, чтобы я выкинул дурости из головы. Но выкинуть дурости из моей головы я так и не смог. До сих пор. В моей жизни было около трех десятков собак. От простых дворняг до породистых и самых экзотичных. Но до сегодняшнего дня я не могу забыть три черные милые приплюснутые мордашки с рыжими подпалинами над глазами, выглядывающими из устья игрушечной русской печки.

Было начало летних каникул после третьего класса. Я играл с ребятами на просторной площадке возле сельского клуба. Меня окликнул отец, возвращавшийся из правления колхоза. Я подбежал.

— Завтра поедем к Алеше, в Сороки. На «Победе».

В Сороках учился мой брат Алеша. Он оканчивал медицинский техникум, где учился на фельдшера. Ему оставалось только сдать экзамены. А на зеленой «Победе» по всему колхозу катался председатель Анисько Твердохлеб. Катался, сколько влезет. Правда, в селе его все называли просто — Анисько. Но главнее председателя мы упорно считали Павла из Боросян, который восседал за рулем машины. Все наши попытки приблизиться к «Победе» пресекались одним его «Ф-ш-ш-ш». Так в селе гоняют кур с огорода.

— А Павло не фышкнет? — спросил я отца.

— Не фышкнет, — улыбнулся отец, — меня посылают в сельхозснаб, а Гриша Маньчин едет на какой-то завод.

Гриша Манчин был колхозным механиком, больше по старым моторам. Гриша был намного старше отца, фамилия его была Твердохлеб. Но фамилию его в колхозе помнил только бухгалтер. Все село называло его Гриша Маньчин, так как его седую сгорбленную древнюю маму звали Манькой. Но больше в селе её знали как Воренчиху.

Я хотел еще остаться и поиграть, но отец решительно сказал:

— Пошли, тебе надо ноги и шею отмыть, а то могут не пустить в Сороки.

Я понимал, что отец шутит насчет пропуска, но с ногами и с шеей все было серьезно. Отец просто мог не взять меня с собой.

Рано утром к нашим воротам подъехала зеленая «Победа». Сам Павло, не раз гонявший меня от машины, распахнул заднюю дверку машины.

— Сидайте! Тилько обтопочите ноги вид порохив! — и, обращаясь только к отцу, продолжил. — Двери крепко не гупай. Закрывай легэнько, но с потягом.

Поехали. Возле правления колхоза нас должен был ждать дядя Гриша. Возле мостика у правления стоял незнакомый мужчина в наглаженном синем костюме. Дяди Гриши не было. Павло остановил «Победу». Каково же было мое удивление, когда на переднее сиденье, где обычно сидит председатель, стал садиться человек в синем костюме.

— Доброе утро! И счастливой нам дороги!

Это был дядя Гриша. Всю жизнь я его видел только в комбинезоне, засаленном настолько, что весь лоснился, сплошь пропитанный маслом и мазутом. Взрослые говорили, что когда-то комбинезон был ярко-синим, почти голубым. Получил его в подарок дядя Гриша на Октябрьские в первые колхозные годы. А вручал его Грише бывший председатель, его сосед Назар Жилюк.

От правления Павло повернул направо, в сторону Брайково. Но на развилке он снова повернул вправо. Мы поехали в сторону Боросян.

— Наверное еще кого-то должен взять. — подумал я и придвинулся к отцу, освобождая место. Но мы уже проехали Боросяны, миновали хаты Чижика и Гарапки, пересекли небольшой старый мостик. Дальше дорога была абсолютно гладкой. Я оглянулся. За нами разрасталось густое облако пыли. Пыль была настолько густая и легкая, что на подъеме после поворота через боковое окно я видел длинный пыльный шлейф, лишь слегка сдвинувшийся от дороги на зеленое пшеничное поле.

Проехали Городище, в котором я уже был несколько лет назад. Я приезжал сюда на телеге с отцом, который продавал колхозную рыбу. Затем был длинный спуск, в конце которого под мостом протекала небольшая речка. Затем вновь последовало село.

— Кришкауцы, — сказал отец, — отсюда родом тетя Женька, жена Василька Горина.

Затем последовал целый ряд сел, из которых мне запомнились два названия: Григоровка и Рубленица. Наконец мы выехали на окраину Сорок. Город, казалось, разместился далеко внизу. Он был гораздо больше Могилева. Город был окружен огромной дугой Днестра. Так далеко от дома я еще не уезжал.

Начался длинный, крутой и извилистый спуск. Мои руки с силой вцепились в спинку сиденья, на котором сидел дядя Гриша. В самом низу отец попросил Павла остановить машину. Отец вышел, аккуратно захлопнув дверцу машины. Павло с удовлетворением вздохнул. Через некоторое время отец вернулся.

— Все у них готово, на обратном пути заедем и заберем. И документы уже будут подписаны.

Спустились почти до самой реки. Павло притормозил:

— Нам налево, а вам направо. Здыбаемся на этом месте в три часа.

Мы с отцом вышли. Вышел и Павло. Открыл багажник, из которого отец вытащил две сумки. Это была передача Алеше.

Захлопнув багажник, Павло плавно тронул с места и скрылся за поворотом.

— Откуда он знает, что нам направо? — спросил я отца.

— Он возил раньше передачи Алеше. Не раз завозил прямо на квартиру.

Я хотел помочь отцу нести одну сумку. Он отказался, сказав, что сумки тяжелые.

— Ты лучше держись рядом. Не потеряйся.

Я знал, что Алеша живет на квартире по адресу: улица Гастелло, 18. Так было написано на конвертах, в которых почтальон приносил письма от Алеши. Мы перешли широкую улицу и повернули направо. Вскоре отец остановился у калитки. Я прочитал на табличке: Ул. Н. Гастелло, 18. Точно.

Алеша был дома. Он сидел на табуретке перед кроватью. Больше половины кровати было заполнено раскрытыми книгами и исписанными общими тетрадями. Мы обнялись. От Алеши пахло Сен-сеном. Я знал этот запах. Просто Алеша тогда иногда покуривал и, чтобы не огорчать отца, жевал Сен-сен. Он отбивает запах табака.

Я осмотрел комнату. Она была небольшой, гораздо ниже, чем у нас дома. Совсем небольшие два окошка, уставленные цветами, смотрели в разные стороны. У солнечного окна стоял столик, на котором лежали книги и тетради. У второго окна была вторая кровать. Она была заправлена как в кино. Под линеечку. На кровати, кроме пачки сигарет «Ляна» ничего не было.

— Чья эта кровать? — спросил я Алешу.

— Тут спит Володя Исправник, из Тырново. — ответил вместо Алеши отец, глядя на кровать. Он долго смотрел на пачку сигарет. Потом молча и неодобрительно покачал головой.

В углу между кроватями стояла плетеная этажерка, заполненная книгами. Книги были разные. Я стал читать на корешках. Ничего интересного. Анатомия, физиология, фармакология, внутренние болезни и другая разная дребедень. Ни одной нормальной книги про войну или про шпионов.