Евгений Единак - Реквием

Отец вначале подсадил меня, затем вбросил в тамбур чемодан и сумку. Сам вскочил следом. Снова раздался голос проводницы:

— Проходите! Занимайте свободные места.

Вагон был общий. Это я узнал потом. А пока я шел к середине вагона, волоча за собой сумку и спотыкаясь об ноги и колени, сидящих у прохода. В вагоне было жарко. Воздух был спертым. Таким воздухом я дышал впервые. Вскоре меня окликнул отец:

— Вернись! Тут свободные места.

Свободным было только одно место внизу. Я недоуменно посмотрел на отца. Он показал на верхнюю полку:

— Полезай туда сразу. Скоро час ночи.

Вот те раз. Дома я в это время сплю. А тут ни в одном глазу. Я проворно залез на полку и лег. Сидеть было почти невозможно. Отец снял ремень, опоясывающий чемодан.

— Ложись.

Я лег головой к окну. Я и не заметил, что мы уже давно ехали. Одинокие огоньки стремительно убегали назад. Отец просунул ремень с чемодана под мой ремень и, проведя через окошко пряжки, пристегнул к длинной ручке на перегородке вагона.

— Чтобы ты не свалился сонный.

Чемодан и сумку поместили в багажный ящик. Сунув мне под голову вязаную кофту, отец, наконец, уселся на свободное место.

Я решил не спать до самых Черновиц. Лежал, подставив руки под подбородок, и смотрел на плывущие в темноте огоньки, слушая мерное постукивание колес. Потом стук колес затих…

Проснулся я оттого, что дернулся вагон. За окном вагона было уже светло. Я дернулся встать, но пояс прочно держал меня. Показалась голова отца. Он отвязал меня от ручки. Убрал пояс.

— Проснулся? Тогда вставай. Скоро проезжаем мимо границы.

Меня как ветром сдуло с полки. Настоящая граница! О ней я только читал в книгах и видел в кино. Особенно интересной была книга про пограничника Карацупу и его пса Ингуса. А вдруг я увижу шпиона, тайно пробирающегося через полосу в обуви, оставляющей след лошадиных копыт, да еще и задом наперед.

Я приник в вагонному окну. Как бы не пропустить границу!

— Граница будет видна с этой стороны. — раздался незнакомый женский голос.

Я оглянулся. У противоположного окна сидела пожилая женщина в длинном вязанном светлом платье и очках. Таких узеньких очков я еще не видел.

— Становись возле столика. Вот здесь. Сейчас будет Крива и граница.

Я подошел к противоположному окну. Отец со своего места сказал:

— Смотри! Вон колючая проволока и полоса.

Я и сам уже видел границу. Но она оказалась совсем не такой, какой я себе ее представлял. За то время пока была граница, не то, что погони, даже пограничников не было видно. Потом была станция со смешным названием Мамалыга, а потом Новоселица. Потом вообще пошли такие названия, как будто не могли придумать более серьезное.

Медленно проехали мимо маленькой станции с названием Острица. Это глиста такая. Маленькая и сильно чешется. У меня были такие, мама лечила. Тьфу! Потом проехали маленькую станцию, за которой было огромное село. А называется всего лишь Магала. А потом промелькнула Буда. У нас это означает шалаш. Ну и названия!

Потом под колесами загрохотало, вагон стало раскачивать. Я вцепился в столик.

— Это на стрелках стучит, — успокоил меня отец. — А вот Жучка, сахарный завод. Сюда в голодовку люди ездили на товарняках за жомом. Потом варили с отрубями и ели. А когда доставали жом из ям, некоторые тонули. А другие продолжали набирать оттуда же жом в мешки и увозили домой. Надо было детей кормить.

У нас сосед здесь утонул, — подтвердила женщина в очках. — Из Секурян их поехало шесть человек. Мой старший брат ездил тоже. Старичок сосед свалился. Баграми вытащили через несколько часов. Уже темнело. А остальные набрали жом и повезли домой.

Вдруг загрохотало сильно. За окном замелькали пролеты моста.

— Это река Прут. — сказала женщина. — Река разделена под мостом длинным островом.

Но я уже не слушал. Призывая отца посмотреть, я закричал:

— Смотри! Какой огромный плот поплыл!

По реке действительно гнали плот. Но вместо того, чтобы кинуться к окну, отец сжал губы в улыбке и покачал головой. Женщина в очках чуть улыбнулась.

В вагоне началось оживление. Мужчины вытаскивали чемоданы и мешки, а женщина в соседнем отделении стала одевать маленькую девочку. Я повернулся к отцу:

— Скоро станция?

— Да, собираемся. — сказал отец.

Но тут я обнаружил, что мы едем все так же, но в другую сторону. И встающее солнце вдруг стало светить не в спину, а прямо в глаза. Женщина в очках, вероятно, заметила мою растерянность и объяснила:

— Мы сейчас едем в обратном направлении. Поезд повернул частично перед мостом, а окончательно уже после моста. Поэтому и солнце светит уже с другой стороны.

— Наверное, учительница. — с уважением подумал я.

Наконец поезд остановился. Мы стали медленно продвигаться по проходу к выходу из вагона. Вдруг я увидел Алешу. Он шел вдоль вагона, заглядывая в окна. Я стал махать ему рукой. Наконец он меня увидел. Махнув рукой, он побежал к дверям вагона.

Наконец мы вышли в коридор, который называется тамбуром. Алеша стоял на перроне. Когда я спускался по ступенькам, он подхватил меня как маленького и опустил на перрон. Пока я привыкал к перрону, который мелко подрагивал под моими ногами, Алеша схватил чемодан и сумку. Сошел на перрон и отец. Алеша обнял сначала отца, потом меня. От него очень приятно пахло одеколоном.

Мы вышли на привокзальную площадь. Земля перестала качаться под моими ногами. Тут была огромная толпа народа, снующего в разных направлениях. Я растерялся. Но Алеша уверенно подошел к «Победе» с шашечками на дверях и открыл двери. Меня Алеша посадил впереди, а сам с отцом разместились сзади.

Я откинулся на спинку сиденья, как это всегда делал, садясь в «Победу» впереди председатель Анисько. Но для меня сразу же стало обозримым только небо и трамвайный провод. Я уселся прямо, стараясь видеть все, что было впереди и по сторонам.

— На Боженко, — сказал Алеша и, немного погодя, добавил. — Двадцать два.

Машина бесшумно тронулась. Сначала был извилистый подъем. Потом машина пошла ровно, только, сверкающая в глазах от утреннего солнца, булыжниковая мостовая, летела навстречу и врывалась под колеса «Победы». Справа я успел прочитать: Зоомагазин.

Сразу же, при въезде на площадь снова стрелка направо и надпись: Спорт и рыболовство. Это надо запомнить. В центре площади на старинном ажурном столбе висели большие круглые часы. Потом были повороты, после которых водитель остановил «Победу» и сказал:

— Приехали.

Мы вышли. Водитель открыл багажник. Алеша забрал наши вещи. Отец расплатился. Поднялись на третий этаж. У двери с цифрой 12 Алеша нажал кнопку. Послышался резкий звонок. Дверь тотчас открылась. Мы вошли.

В длинном темном коридоре я почти ничего не видел. Алеша прошел вперед. Открыл дверь и мы очутились в небольшой комнатушке. Две кровати, стол, два стула и длинная полка на стене, под которой в доску были забиты вешалки для одежды. На простенке между окнами орала радиоточка. Отец поморщился. Алеша тотчас выключил звук.