Евгений Единак - Реквием

Я перешел в пятый класс, когда двоюродный брат моей мамы Ваня (с ударением на второй слог) привез из Могилева несколько пар невиданных по размерам голубей. Это была крупная птица, напоминающая чехов. Только они были несколько крупнее и значительно длиннее. У старых голубей клювы и веки украшали небольшие восковицы. Ходили они, слегка опустив голову и вытянув шею. Казалось, они были готовы в любое мгновение стремительно подняться в воздух.

Поскольку Ваня жил в метрах восьмидесяти от нашего дома, все свободное время я проводил на чердачке маленького, как будто игрушечного сарая. Вместе с Ванёвым сыном Васютой мы часами сидели в центре чердачка, наблюдая за голубями. Я был опытнее Васюты и охотно делился с ним моими скромными знаниями по голубеводству. Я уже почти безошибочно определял сроки насиженности яиц и возраст птенцов.

В конце лета Ваня подарил мне пару молодых голубей. Самец был достаточно крупным, вишневого цвета с примесью сивины, особенно в хвосте и под крыльями. Голубка, видимо другой породы, была черного цвета, белоголовая. Маленькая головка на длинной тонкой шее была изящна. Тянутое тело и низкая посадка придавала голубке грациозность.

Я поселил пару на чердаке недавно построенной над погребом времянки. Набросал вдоль стрехи сухую люцерну. Насыпал зерна, постоянно менял воду. Родителей мое приобретение не обрадовало, равно, как и не было резкого неприятия, как это было в недавнем прошлом.

Недели две я держал голубей закрытыми. Двустворчатую дверь оставил открытой, закрыв проем дефицитной в то время сеткой. Голуби часами проводили время у сетки, греясь под осенним солнцем и привыкая к новому месту.

Когда я снял сетку, голуби долго не хотели вылетать. Вылетев, они подолгу сидели на шиферной крыше времянки. Потом стали летать. Летали они, как утки, вытянув шею и часто махая крыльями, большими кругами. От голубей Гусаковых держались обособленно.

Зимой я периодически поднимался на чердак. Согнувшись, сидел, любуясь моими голубями. Весной они стали ухаживать друг за другом, потом стали проводить время на крыше поодиночке. Взобравшись наверх, в волнением и радостью увидел, что голубка сидит на яйцах. Я попытался приблизиться. Голубка вела себя спокойно, лишь слегка поворчала, когда я просунул под нее руку. Там лежали два теплых яичка.

Однажды, решив подняться на чердак, я увидел на земле половину сухой скорлупки. Поднявшись, я обнаружил в гнезде пару голых слепых птенцов. В этот раз голубка вела себя агрессивнее. Защищая гнездо, она ударила меня крылом. Я поспешно убрал руку и спустился вниз. Рядом с банкой, наполненной цельным зерном, я насыпал кукурузную крупу.

Птенцы подрастая, стали покрываться редкими розовыми штурпаками — короткими перьями. Голубка все больше времени проводила на грядках, что-то старательно выискивая. Особенно охотно она копалась на куче гравия, много лет назад ссыпанного под забор после штукатурки погреба. Потом стал вылетать один голубь.

Надеясь, что голубка в очередной раз снесла яйца, я поднялся на чердак. Птенцы были накормлены, но голубки не было. Обыскав чердак, я спустился вниз. Между времянкой и забором в густом бурьяне я обнаружил черные перышки. На листьях подорожника было несколько капелек сухой черной крови.

Настроение стало никудышным. Сев на перевернутое ведро, я задумался. Было ясно, что голубку кто-то съел. В это время я увидел, как соседский кот, поглядывая на дверцу чердака, стал подниматься по лестнице, которую я не убрал. Все стало ясно. Швырнув в кота палкой, я насыпал в старую миску песка с мелким гравием и поставил ее на чердак. Затем убрал лестницу.

Голубь кормил птенцов в одиночку. Потом я увидел его на крыше сарая Гусаковых. Мой голубь старательно ухаживал за темно-серой простячкой. Стало до слез обидно. Потом пара скрылась на чердаке соседского сарая. Видимо, сели на яйца, так как голубь прилетал кормить цыплят только утром и перед закатом.

Вылетевшие птенцы сразу же сели на гребень сарая Гусаковых. Мои попытки согнать их оттуда успеха не имели. Все сидевшие на крыше голуби снимались и подолгу летали. В их числе были и мои молодые. Потом они перестали залетать на чердак, где когда-то вывелись. Вместе с отцом они переселились на чердак сарая Гусаковых. В большой стае, наверное, жизнь казалась им более интересной.

После семи классов я продолжил учебу в Дондюшанах. Жил на квартирах. Заниматься голубями не мог, как говорят, по определению. По дороге в школу и обратно, проходя мимо хлебоприемного пункта, моя голова невольно была постоянно повернута в сторону длинных складов.

На их крышах плотно сидели разномастные голуби. То были простяки. Ни в классе, ни во всей школе голубей никто не водил. В школе царило повальное увлечение фотографией и радиотехникой. Занимался радиоконструированием и я.

В шестьдесят пятом, будучи первокурсником в медицинском институте в одно из воскресений случайно попал вместе с приятелем на небольшой пятачок центрального рынка, где по выходным собирались любители голубей.

И, как говорят, пропала моя головушка. Уже один, почти каждое воскресенье я ездил на птичий рынок. По несколько раз обходил ряды голубеводов, вынесших на продажу, а то и просто напоказ, голубей. Там я впервые увидел множество пород голубей, о которых и не подозревал.

Слушая рассказы, споры я невольно познакомился с популярными в то время породами голубей. Рассматривая голубей, невольно обращал внимание на их владельцев, зрителей, спорщиков. Это было особое племя неравнодушных людей, увлеченных одной общей идеей, но живущих каждый в своем собственном, созданном им самим, мире. И каждый член этого племени, если хотите, клуба считал себя в чем-то непревзойденным в своей области, в той породе голубей, которой он занимался и считал самой лучшей.

Инженеры, педагоги, строители, бухгалтеры и управленцы, пенсионеры и подростки на короткие часы каждого воскресенья становились похожими на детей, которые встретились в большом городском дворе каждый со своей любимой игрушкой. Целую неделю слесарь, работающий под началом начальника цеха, по воскресеньям могли меняться ролями.

Все социальные табели о рангах на птичьем базаре куда-то испарялись. Тут все были равны. И начальник на производстве, делавший на планерке разнос токарю за загубленную деталь, в воскресенье смиренно слушал поучения последнего по оценке экстерьера голубя, выхаживанию птенцов.

Пусть простит меня многочисленная когорта этих неравнодушных, любящих удивительное творение природы и человека — голубя, что я перечислю лишь немногих, запечатленных памятью любителей, которые произвели на меня наибольшее впечатление и с которыми имел счастье общаться.