Евгений Единак - Реквием

Очнувшись, увидел свой портфель, отлетевший и проехавший по наледи в сторону на добрый десяток метров. Шапка, как и тогда, на Туче, осталась за ним в двух-трех метрах.

А вокруг него копилась толпа, спешащих на работу медицинских работников и пациентов. Подняться не спешил. Сам чувствовал, что рано.

— Надо вызвать скорую!

— Да нет! Тут недалеко, сразу в реанимацию!

— Надо же так упасть!

Над ним наклонилось лицо операционной сестры хирургического отделения. Кажется Валерия?

— Лежите, не двигайтесь, не напрягайтесь. Скорую!

Через короткое время сел на лед, вытянув и раздвинув ноги. Так сидят на дорогах, беспомощно упавшие, пьяные. Опершись на чью-то руку, встал. Кто-то из пациентов помог дойти до приемного отделения. Вот и реанимация. Словно нечистая сила, что-то пронесло его мимо белоснежных, недавно замененных стеклопакетных дверей реанимации. Поднялся на свой, второй этаж. Медленно шагая по коридору детского отделения, почувствовал, что кто-то потянул его за рукав куртки вправо, в столу поста дежурной медсестры. Повернул голову. Никого. Да-а…

Вошел в кабинет. Глаза Надежды Ивановны, медицинской сестры, стали круглыми:

— Сказали, что вы в реанимации. Несколько человек приходили друг за другом. Рассказали, что удар был таким, что был слышен очень далеко, за перекрестком. Я собралась в реанимацию.

Помолчав, Надежда Ивановна добавила:

— А еще сказали, что после такого удара Единак уже не сможет выйти на работу вообще.

В тот день сотрудники приходили и смотрели на него, как на редкий музейный экспонат. Снова фуросемид, аскорбинка, глюконат кальция, кавинтон, сермион, потом фезам… Амбулаторно… На работе…

Через несколько дней, вернее ночей, было единственное сновидение. С мучительным вниманием рассматривал пленку с результатами компьютерной томографии. Не видел ничего, даже собственного черепа. Просто большой блестящий лист пленки и одна чернота. Просто нет головы. Боялся повторения такого сна, превращения его в навязчивый. И он перехитрил его! Сам не знает, кого… Не себя ли…?

Не стал ждать повторного подобного сновидения. На следующий же день поднялся в рентгенкабинет. Была произведена рентгенография черепа в двух классических проекциях. Рентгенолог лаконично написал: Нарушения целостности костей черепа не обнаружено. Другой патологии полости черепа нет.

Почему-то вспомнилось расхожее выражение:

— Были бы мозги — было бы сотрясение…

Тот год был роковым. Еще через два месяца, двадцать девятого мая, поскользнувшись на мокром осклизлом бетоне, упал, простите, на мягкое место. Упал, сложившись с наклоном вперед, не успев в очередной раз выставить, чтобы смягчить удар, руки. В позвоночнике что-то громко хрустнуло, противно коротко заскрипело. Дикая боль в ногах. Полностью перекрыло дыхание, как при ударе под дых. Потом боль в ногах стала меньше. Забегали мурашки, закололи тысячи иголок.

Попробовал пошевелить пальцами стоп. Шевелятся. А встать еще не мог. Кричать, звать Таню бесполезно. Не услышит. Да и голос куда-то делся вместе с дыханием. Повернулся и лег на бок. Так легче. Цепляясь пальцами за решетки клеток, медленно поднялся. Стою! С импровизированной тростью из палки бузины добрался до крыльца. Вошел в дом.

— Что случилось? Ты чего такой бледный? Ты никогда не был таким!

Немного полежал. Таня помогла натянуть брюки. Оделся. Когда садился в машину, показалось, что где-то выше поясницы опять заскрипело. Завел автомобиль.

Против обыкновения, дождался лифта. Поднялся на шестой этаж. Рентгенография поясничного отдела позвоночника в двух проекциях. Рентгенолог Виктор Васильевич долго озабоченно и молча изучал снимки. В это время вошел Василий Васильевич, травматолог. Взглянув, вынес вердикт:

— Компрессионный перелом третьего поясничного позвонка. Четырехугольное тело позвонка превратилось в трапецию, самая короткая сторона которой направлена кпереди.

— Надо ложиться в травматологию. Последствия могут быть самыми непредсказуемыми. — сказал многоопытный Василий Васильевич.

Лечь в отделение отказался. Больниц в качестве пациента не выносил. Просто не мог. Не его атмосфера.

К машине провожали невропатолог Родион Иванович и, случайно вышедший, гинеколог Василий Георгиевич.

— Может ляжешь все-таки? Не шути!

— Нет!

Когда, сгибаясь, садился за руль автомобиля, снова раздался скрип, который ясно услышали коллеги. Василий Георгиевич слегка побледнел. Родион предложил:

— Подвезти тебя домой?

Почему-то отрицательно покачал головой. Наверное, верил себе больше…

Завел двигатель. Тихо поехал домой. А по поликлинике понеслось, уже авторитетное:

— В этот раз Единак уже не выйдет на работу! Точно!

Пролежал дома целых четыре недели. Это был такой длинный месяц! Так медленно тянулось время!

После трех травм в течение полугода, с тремя суровыми приговорами после каждой, проработал еще четыре года.

В данную минуту пишет. И чувствует себя счастливым.

Головная боль стала редкой. Посещает она, непонятно почему, точно в полнолуние по лунному циклу в 28 — 29 дней. К боли привык и научился с ней жить и справляться. Гемианопсия прошла, но навсегда осталась полная глухота справа, шум водопада, завывание ветра и гудение телеграфных проводов. Особенно длинными зимними ночами.

А огромный сияющий золотой купол на Храмовой горе не кажет себя уже несколько лет. Немного жаль… Грустно расставаться с непридуманной собственной сказкой…

— Вы летали когда нибудь во сне?

Не раз слышал этот вопрос. Много раз задавал вопрос пациентам и просто так, приятелям и знакомым. Большинство людей летает. Особенно в детском и подростковом возрасте. Уверен: кто не испытывал ощущения полета во сне, в своей жизни был лишен чего-то очень важного.

— Почему нам снится полет? Почему мы летаем во сне?

В детстве мама говорила:

— Растешь, потому и летаешь.

Так ли это? Думаю, что слово «рост» следует трактовать не буквально, не только как физический рост. Полет во сне больше означает подсознательную перестройку психики. Это тот рубеж, когда уже наяву сознание берет верх над миром эмоций, когда совершенствуется личность. Дети летают во сне чаще, нежели взрослые. Они растут, набираются опыта, изменяются, совершенствуются физические, нравственные и духовные компоненты личности.

Личность способна испытывать во сне чувство полета до тех пор, пока она духовно растет, пока способна перестроить себя и освоить свою энергию, способна к росту не только и не столько физическому, сколько духовному. Как правило, это проблема перестройки себя и степени доверия к людям или обстоятельствам. Можно допустить, что когда во сне вместо полета снится падение — это не что иное, как отражение, в виде символа, неудавшейся попытки решить реальную проблему.