Евгений Единак - Реквием

Мы мало знаем друг о друге. Незнание порождает страх, который в свою очередь тянет за собой целый фейерверк эмоций, среди которых выпячивается нелюбовь к инородцам. А всё вместе порождает и вскармливает в нас первобытный, махровый, племенной расизм.

Зима на шестьдесят первый год, по мнению видавших разное стариков, была необычайно тёплой. Морозов практически не было. Всё утопало во вязкой грязи и плотном тумане. Дорога раскисала так, что колёса телег погружались в чёрную клейкую массу до ступиц.

Автомобильное сообщение до Дондюшан прерывалось в такие зимы до полного высыхания весной. Поля уже высыхали, на пригорках за машинами начинала клубиться пыль, а в лощине вдоль массива, примыкающего к плопскому лесу долго ещё стояла непролазная топь. В те годы грузовые автомобили, повернувшие за дубом направо направлялись прямо в сторону Цауля. В двух километрах от дуба у небольшого пруда поворачивали налево и по проселку выезжали на плотину другого става, находящегося в полукилометре от Плоп.

А самая короткая полевая дорога, соединяющая Плопы с Дондюшанами была длиной чуть более пяти километров. Она проходила через колхозную тогда ферму, территория которой носит сохранившееся до сих пор название «На Батрынака».

Те маршруты сейчас помнят только пожилые и старики. Из Елизаветовки в Дондюшаны ездили и окольным путём — через Мошаны и Климауцы. Первые машины с гравием, насыпаемым на девственное доселе дорожное полотно от Дондюшан до Сударки, пошли только в шестьдесят втором.

Домой из Дондюшан в Елизаветовку через Плопы по субботам мы ходили пешком напрямик. Справа, не доходя до дуба, тропкой по диагонали пересекали сливовый колхозный сад, затем срезали угол через пашню, примыкающую к плопскому лесу. Пока мы шли по тропке, едва утоптанной после осенней вспашки, на наши кирзовые сапоги налипали, казалось, пудовые овалы грязи. Нарастая, они закручивались поверх сапог и, наконец, отваливались. Ноги мгновенно становились лёгкими; казалось, чуть подпрыгни и полетишь. Но через несколько метров ноги снова тяжелели. На всём пути до Елизаветовки на нашу обувь постоянно налипала, а затем отваливалась, казалось, бесконечная грязь.

Когда на самом низу склона мы выходили на большак, соединяющий Плопы с Дондюшанами, грязь с сапог мы очищали о прямые деревца недавно высаженных по обе стороны дороги пирамидальных тополей. Из заметки в газете «Юный ленинец» для детей пионерского возраста мы уже знали, что своё название соседнее село вело от многочисленных пирамидальных, белых серебристых и осиновых пород тополей, издавна растущих в большом количестве на пологих склонах долины Куболты. В переводе на молдавский язык слово тополь звучит плоп (поплар — лат).

Когда мы срезали дорогу по тропке мимо плопской колхозной фермы, посеянная там озимая пшеница в ту зиму доходила нам почти до колен. В том далёком шестьдесят первом пасху праздновали девятого апреля. Та пасха была замечательна тем, что в лесополосах и садах уже отцветали абрикосы.

В среду, на четвёртый день после пасхи, двенадцатого апреля я вернулся из школы рано. Нас отпустили по домам после третьего урока. На общешкольной линейке директор Фаина Александровна торжественным голосом объявила нам о первом в мире полёте человека в космос. Таким человеком оказался, к великой нашей гордости, гражданин Советского Союза. Первооткрывателем околоземного пространства стал старший лейтенант, за 108 минут полёта по околоземной орбите ставший майором, двадцатисемилетний Юрий Алексеевич Гагарин.

Все классы, особенно старшие, смешались, живо обсуждая событие эпохального значения. В своих мыслях и мечтах мы были уже в космосе. Мы уже знали о трёх космических скоростях. Занимавшиеся радиотехникой знали частоты радиопередатчика первого искусственного спутника Земли: 20 и 40 мегагерц (15 и 7,5 метров УКВ-диапазона). Мы были уверены, что недалёк тот день, когда человек полетит не только к Марсу или Венере, но и выйдет за пределы солнечной системы в поисках планеты, похожей на на нашу Землю. Школьная линейка закончилась словами Константина Эдуардовича Циолковского: — «Земля — колыбель человечества, но нельзя вечно оставаться в колыбели».

Наши педагоги сочли целесообразным не возвращать взбудораженных питомцев в классные комнаты. Ещё раз поздравив всех, Фаина Александровна благоразумно объявила о сокращении учебного дня. Собрав портфели, мы разошлись по домам, по дороге живо обсуждая значимость сегодняшнего дня. Растекаясь по посёлку живыми ручьями, школа продолжала гудеть, как разбуженный улей.

По дороге на квартиру я уже подсчитал, что мои двадцать семь лет не за горами, но как долго ждать, когда они наступят. Ждать предстояло целых двенадцать лет!

Во дворе Сусловых, у которых я жил на квартире, совершали облёт перезимовавшие пчёлы. Вероятно устав, одна из них, села на мою руку. От усевшейся пчелы моё внимание отвлёк сигнал и шум мотоциклетного мотора. Я оглянулся. Вплотную к калитке на мотоцикле с коляской подъехал девятиклассник Петя Руссу, старше меня на два года.

С Петей мы дружили с первых дней моей учёбы в Дондюшанской школе. Занимались радиоконструированием, фотографией. Единственный у родителей, Петя в доме, расположенном на самом углу напротив чайной, имел свою комнату. Этажерка в углу была уставлена книгами по радио, фотоделу и кролиководству. Рядом в черном футляре стоял огромный аккордеон.

Подаренная мне Петей в те годы объёмная книга называлась «Справочник начинающего радиолюбителя». Спустя пятьдесят пять лет она является одной из моих настольных книг. Знания, почерпнутые мной в этой книге для начинающих, до сих пор удивляют моих знакомых радиолюбителей, энергетиков и связистов.

Петя, заглушив двигатель, кивком подозвал меня. Оказывается, Петя приехал за мной по просьбе моего отца, ждущего нас на складе сельпо.

— Поменяй учебники и тетрадки на завтра. Уроки сделаешь дома, в Елизаветовке. А завтра утром приедем, и прямо в школу. — обрадовал и несколько озадачил меня Петя.

Мне не надо было повторять. Предстояло захватывающее путешествие на редком тогда мотоцикле М72 из Дондюшан в Елизаветовку и обратно. Мотоцикл Петя водил с четырнадцати лет. Дядя Федя — Петин папа работал почтальоном. За руль мотоцикла он ни разу не садился. Петина мама — тётя Гашица (Агафья) работала старшим поваром в чайной напротив дома. Петины родители уже много лет дружили с моими.

Подъехали к складам сельпо, располагавшимся тогда напротив железнодорожной рампы. Отец ждал нас, стоя рядом с несколькими картонными коробками. Увесистые коробки загрузили в коляску и багажник. Мне предстояло ехать, сидя на заднем седле, что было гораздо занимательнее езды в тесной люльке.