Евгений Единак - Реквием

Старый Н.Н. выгнал самогон для своих будущих собственных похорон и поминок. Шестидесятилитровый дубовый бочонок надежно спрятал в полову за деревянным простенком. Уже отслужившие в армии, бдительно караулившие передвижения деда, великовозрастные внуки координаты бочонка вычислили оперативно. Пили за здоровье любимого деда долго.

Оставшийся на дне стакан водки вылили в полову рядом с бочонком. Ежедневно собиравшая куриные яйца, бабка почуяла сивушный запах, о чем тут же сообщила деду. Было решено, что самогон за год вытек и испарился. Только щели в бочке почему-то не обнаружили…

В четверг с раннего утра резали кабана. Для нас это был уже настоящий праздник. Мы помогали носить и подгребали солому. Потом было убийство ни в чем не повинного кабана. При детях. Кровь толчками хлестала в подставленную макитру, которую подавала баба Явдоха, кухарившая на доброй половине свадеб села.

Потом тело убитого кабана шмалили соломой, подкладывая небольшими порциями к местам, указанным забойщиком. Мы норовили подкинуть соломы побольше, но взрослые сразу же отгребали ее и прогоняли нас подальше. Но мы тут же занимали прежние позиции на подступах к кабану, греясь в тепле, исходящем от горевшей соломы. Особенно приятно в зимние месяцы волны тепла ласкали наши лица и открытые руки.

Потом мы ждали подпеченных в пламени кусочков ушей и хвост. Потом скобление, за ним второе шмаление и снова, поливая теплой водой, выскабливали тушу добела. Как только начиналась разделка, снова появлялась везде успевающая баба Явдоха.

Сердце, легкие и печень уносила на кухню одна из помощниц. Огромный эмалированный таз с вываленными в него кишками относила в нижний угол двора относила другая помощница. Там кишки освобождали от содержимого и тщательно мыли.

А баба Явдоха уже руководила разделкой туши и распределением мяса. В течение короткого времени уже было предельно ясно.

— Вот это мясо на колбасы, а вот отсюда, с прослойками жира на маринование для копченки. — скороговоркой отдавала распоряжения баба. — Вот это все с костями и хрящами — на холодец,

Потом следовала сортировка мяса на котлеты, жаркое, для голубцов. Меня всегда поражало то, как долго отмывали и вымачивали мясо, особенно на холодец. Потом приходила группа женщин из родственников и близких соседей и начинали крутить голубцы.

Во внушительных чугунках на плите уже тихо млел холодец. Тут было необходимо особое мастерство. Готовый холодец необходимо выставить на стол тугим и прозрачным. Бульон для холодца не должен был бурлить. В течение пяти-шести часов поддерживали тихий огонь, чтобы варево лишь слегка шевелилось. Готовность определяли по тому, как легко мясо самостоятельно отваливалось от костей под собственным весом.

Когда выкладывали на тарелки мясо для холодца, оголенные белые кости со скудными остатками мяса, хрящиками и разварившимися сухожилиями бросали в отдельную большую миску. Это было самое-самое милое лакомство для ребятни. Миску с еще теплыми костями баба Явдоха ставила на табурет. По краю миски, суча щепотью, равномерно сыпала серую соль. Для вкуса. Малышня тут же плотно обступала заветное яство.

Каждый старался захватить кость, на которой было побольше остатков мяса и хрящей. При этом глаза бегали по содержимому миски высматривая и круглые трубчатые кости, из которых выбивали, а потом с прихлюпыванием высасывали студневидный мягкий и необычайно вкусный костный мозг.

Через непродолжительное время в тазике на полу оставалась лишь груда тщательно обглоданных, уже сухих белеющих костей. Остатки бульона с мелкими крохами мяса и хрящиков, наклонив на себя миску, со стоном от наслаждения на вдохе и выдохе выпивал один из самых маленьких.

В обгладывании костей участвовали малыши, как правило, в возрасте до десяти лет. Более старшие, несмотря на страстное желание полакомиться, считали прилюдное занятие этим вкусным делом уже неприличным.

Печи всех соседей были заняты. В одних выпекали горы хлеба, сладкие пироги. У других — самые изысканные и амбициозные, большей частью молодые хозяйки колдовали над выпечкой печенья, вертут, хрустиков (пряников), пушистых внутри, хрустящих баранок и крошечных, на один глоток, обсыпанных сахарной пудрой сдобных булочек с единственной ягодкой вишневого или малинового варенья внутри.

Отдельно пекли большой плетеный свадебный каравай, разукрашенный подрумяненными листочками и розочками. Перед выносом каравай украшали веточками вечнозеленого барвинка и красной калины. Баба София рассказывала, что еще до переезда в Бессарабию каравай пекли женщины, имеющие навыки, обладающие безупречной семейной репутацией, счастливые в браке, а так же сыгравшие хотя бы одну свадьбу своих детей.

В селе было несколько женщин, которых так и называли — каравайница. Почиталось за честь выпекать каравай на свадьбу. Красоту выпеченного каравая обсуждали дотошно и ревниво. За выпекание каравая не брали ни гроша. К концу свадьбы каравайницу принародно одаривали отрезом материи на платье и вышитым фартуком. По качеству отреза судили об оценке каравая.

Одновременно воздвигались палаты. Не палатки, а подчас тридцати — сорокаметровые брезентовые ангары с единственным широким входным проемом. С хозяйственного двора колхоза привозили столбы, доски, трубы, брезент. Бурами сверлили землю и устанавливали вертикальные опоры. Затем в ход шли длинные доски и трубы.

Все сооружение укрывалось брезентом. Верх настилали новыми, не имеющими изъянов полотнищами, не пропускающими воду. На бока и тыл шли любые, даже самые дырявые. Как только заканчивали крепить брезент, в дело вступала бригада женщин и мужчин помоложе. На стену, под которой во главе П-, а то и Ш-образного стола будут сидеть молодые, вешали огромный красочный ковер, украшенный искусственными цветами.

По сторонам к выходу в дело шли ковры постарше и побледнее. У самого выхода старый дырявый брезент закрывали широкими, с разноцветными полосами домотканными дорожками из овечьей шерсти, доставшимися по наследству. Поверх ковров нашивали длинные перетянутые рушники и другие красочные вышивки.

В мерзлую землю вбивали колья, на которые настилали широкие доски. Получались длинные, не опрокидывающиеся, что очень важно для увлекшихся гуляющих, многометровые скамейки. Скамьи покрывали домотканными цветастыми налавниками, сработанными, возможно, еще прабабушками. На столы стелили разномастные клеенки, собранные у соседей и всех родственников.

Некоторые, в том числе и мой отец, для свадьбы покупали тяжелые рулоны клеенки, служившей потом в хозяйстве десятилетиями. Последней ступенью «служебной лестницы» такой клеенки была скирда привезенной сухой люцерны или соломы. Еще несколько лет накинутая на стог клеенка надежно защищала корм для скота от дождя и мокрого снега.