Андре Шварц-Барт - Последний из праведников [Le Dernier des Justes]

Эрни поднял голову, следя за ней, и Ильза увидела его лицо. Если бы она не боялась, что у нее выскочат прыщи, она с удовольствием расцеловала бы его: у него было такое же блаженное выражение лица, как всегда бывает, когда он слушает ее пение…

Этим же вечером, едва взглянув на свою маму, Ильза догадалась, что очаровательный братец раскрыл секрет. Рассчитывая на будущее замужество дочери, госпожа Брукнер взяла себе за правило не портить ее красоту, но тут она приложилась к Ильзе кочергой.

— С сегодняшнего дня никаких четвергов, никаких учителей, никаких евреев! — объяснила она. — Пусть только попробует прийти сюда за тобой — он у меня получит! Покажи-ка лицо, прыщей еще нет?

— Мы не целуемся, — всхлипнула Ильза, лежа на животе.

— Врешь, — заорала госпожа Брукнер, — от тебя так и разит жидовским дерьмом! Господи Иисусе! И надо же было, чтоб ты туда таскалась! И с кем! Именно с этим! Я все знаю. Ганс мне все рассказал. Это он приставал к девочке с Ригенштрассе. Во всех газетах было. Ты что ж, не знала об этом, маленькая шлюха?

— Знала, знала, знала! — взвыла Ильза. — Мне он никогда ничего не сделает… он меня любит, — едва выдохнула она.

Господин Кремер выслушал ее с глубокой грустью и сказал, что все это пустяки. Потому что, добавил он несколько иронично, друзей ничто на свете разлучить не может.

— А наша компания будет встречаться в школе, правда? — прошептал он ласково.

Но на следующий день господин Юлиус Кремер явился в школу небритым, а еще через день — пьяным.

Травлю возглавил Ганс Шлиманн. Надписи на доске теперь участились и украсились непристойными рисунками. Стало также известно, что с господином Кремером перестали разговаривать и учителя, и заведующий учебной частью. Наверно, потому у него такой потерянный вид. Господин Кремер как бы отсутствует. На следующий день после того, как однажды он высказался о правительстве. Ганс Шлиманн подложил на его учительский стул липкую пастилку для освежения рта.

Но ни розыгрыши, ни злословие, ни другие пакости не могли заставить господина Кремера отказаться от защиты евреев. Наоборот, теперь он сам выстраивал их по росту и водил вдоль стены, вызывающе окидывая гневным взглядом остальной двор. Когда Ганс Шлиманн рассказал Ильзе, что господина Кремера собираются уволить, она снова предоставила свою грудь в распоряжение двоюродного брата. Уговорить Ильзу порвать с ее евреем ему не удалось, но он все же пообещал, что постарается умерить пыл своих людей, если Ильза и дальше будет разрешать лазить ей под платье.

— Но скоро я не смогу ничего сделать. А ты даже если и одумаешься, будет поздно, — добавил он.

В одно прекрасное утро ученики увидели на месте господина Кремера заведующего учебной частью. Поскольку господин Кремер больше не достоин звания учителя, объяснил он, ему пришлось на заре покинуть город. Долго задерживаться на господине Кремере он не стал и объявил, что завтра прибудет замена прямо из Берлина.

— Все снова станет на свои места, — сказал он, двусмысленно улыбаясь.

Ильза покровительственно взяла Эрни под руку. Ноги сами привели их на берег Шлоссе. Там Ильза вдруг опустилась на траву и расплакалась. Потом, чтобы успокоить Эрни, стала улыбаться сквозь слезы. Эрни тоже уселся. Ильза нерешительно сорвала ромашку и, все еще улыбаясь, оборвала два лепестка.

— Глаз я вырву, глаз я вырву, — начала она почти машинально.

Лепестки с минуту покружили в воздухе и упали к ней на передник.

— Оба глаза, оба глаза, — продолжала она медленно.

Глаза сузились в улыбке до тоненькой зеленой щелочки.

— Лапку-лапку, обе лапки, — заговорила она быстрее, с ожесточением обрывая лепестки.

— Руку-руку…

— Снова глазки…

— Снова глазки, — продолжала она лихорадочно, но на этот раз пальцы сжали пустоту: вокруг желтого сердечка не осталось больше ни одного лепестка.

Ильза растерянно подняла голову посмотреть, какое впечатление произвели на Эрни эти слова. Но тот, видно, ни о чем не догадывался. Широко раскрыв огромные черные глаза, полные сострадания, он наклонился к ней и тихонько дотронулся пальцами сначала до ее ладони, а потом до оборванной ромашки.

— Отчего ты так горюешь? — спросил кроткий дурак дрожащим голосом.

Ильза пришла в полное отчаяние.

— Ничего, ничего, — поспешно сказала она, — уже все прошло.

С напускной сосредоточенностью она начала насвистывать венский вальс и описывать указательным пальчиком круги в такт этой мелодии. Эрни сразу же рассмеялся, следя за вальсирующим пальчиком, словно заранее был готов к этой игре. «Ничего он не помнит! Ни на грош!» — думала Ильза, глубоко уязвленная. Нет, не может она ему сказать, что все кончено, духу не хватает. Ничего, она подождет удобного случая. Пусть еще побудет в неизвестности. Понадобится — она найдет повод сказать ему. Все равно так продолжаться не может. Господи Иисусе, последнее время у нее просто жизни не стало! И к огромному удивлению Эрни, она вдруг снова расплакалась. Мелодия вальса еще секунду звучала в воздухе и замерла.

Нового учителя никто не представил. В восемь часов пять минут дверь распахнулась, и невысокого роста плотный господин влетел в класс, как злой дух, вырвавшийся из бутылки. Не взглянув на учеников, он быстро подошел к кафедре и уселся, вытянувшись, как струна, чтоб не потерять ни вершка своего роста. Все это выглядело очень комично, но Эрни сдержал смех, потому что у всех остальных учеников были очень серьезные лица. Лицо господина Геека, казалось, было вылеплено из глины, которая высохла и растрескалась во всех направлениях. Растянутая на шее кожа переваливалась через крахмальный воротничок, нелепые усики распластались под носом, как желтая моль… «Вырядился, как мужик на праздник!» — насмешливо подумал Эрни.

Однако его игривое настроение продлилось недолго: через секунду, вытолкнув из-под себя стул, господин Геек вытянулся по стойке смирно и яростно скомандовал:

— Внимание! Раз, два, три… Встать!

Команда прозвучала так повелительно и воинственно, что Эрни показалось, будто его стеганули по пояснице кнутом. Он растерянно вскочил, сам удивляясь своей поспешности. Поддавшись вперед, он разглядел, что глаза у господина Геека необыкновенно прозрачные и поблескивают из-под тяжелых век, как из-под засохших комков земли.

Но тут господин Геек щелкнул каблуками и, выбросив вперед прямую, как брус, руку, воодушевленно завопил: «Хайль Гитлер!»

Внезапность так сильно подействовала на учеников, что они дружно повторили гитлеровское приветствие. Откуда-то и у Эрни появилось вдохновение и умение отлично щелкать каблуками. Он понял, что и сам орет во все горло «Хайль Гитлер» и что голос его теряется в общем крике всего класса. К ужасу своему, он также заметил, что и рука его протянута вперед. Он медленно согнул и тихонько опустил эту чужую руку.