Владимир Ераносян - Заоблачный Царьград

Началось томление, грозящее перейти в ропот и неповиновение. Попытки ночных вылазок пресекались залпами стрел и «греческим огнем». Подойти к стенам ближе чем на двести саженей означало немедленную смерть.

На четвертый день ромеи начали издеваться над противником изощренными способами. Они открыли ворота, запрягли ослов и выпустили к русам несколько телег с припасами. Без возничих.

Увидев жареное мясо и кувшины с вином, воины побежали к телегам, но Олег приказал остановить их силой. Несколько ратников пали под стрелами собственной дружины. Недовольство вылилось в открытые перепалки простых воинов с воеводами, которые убеждали, что вино и еда отравлены, но многим было все равно. Утомленные солнцем и нестерпимой жаждой, они готовы были умереть, испив глоток яда.

Теперь переговоров требовали все. Но Олег по-прежнему медлил.

– Дядя, ты же сам говорил, что будут новые переговоры. Чего же мы ждем? Возвращения императора с войском? – высказывал за всех недоумение молодой княжич, только ему дозволялось спорить, только ему ничего не грозило за глупые вопросы. А ведь совсем недавно он был самым ярым противником какого-либо общения, признавая лишь язык силы.

– Я жду знака, – отговорился Олег, поглядывая на ручного волхва. Деница закатывал глаза, впадая в показной транс, и подбрасывал у костра собственноручно вырезанные руны, выведывая одобрение или запрет у потустороннего мира.

Игорь ненавидел ведуна, проклиная его влияние на дядю и зависимость родственника от сомнительных предсказаний мошенника. Княжич опасался, что нерешительность регента может привести к катастрофе.

Наконец чудо, как объяснил Деница появление в небе орла, случилось. Только это был не орел, а стервятник, разглядевший в окрестностях падаль. Но не суть, важно то, что Деница натолкнул регента на мысль о начале атаки.

Все имеющиеся в распоряжении баллисты открыли огонь по городским стенам. Греки открыли ответный огонь. Так продолжалось более двух часов. Но вдруг именно ромеи подняли белый флаг и выразили готовность вступить в новые переговоры.

На сей раз переговоры состоялись у городских стен. Со стороны ромеев вышел стратиг Николай. Он являлся уполномоченным лицом императрицы, сообщив, что император Лев уже получил известие об осаде и развернул часть своего двухсоттысячного войска, направив его назад, на подмогу венценосной супруге для защиты единственного наследника престола – багрянородного царевича Константина. Также он предложил русам уйти с достоинством, выполнив первоначальные договоренности.

– Передай своей царице, что мы уйдем только в случае выплаты дани, вдвое превышающей дань Аттиле. Именно об этом мы и договаривались изначально. А еще о том, что вступим на равных в союз с Византией и наши воины, изъявившие желание служить императору, получат землю в лен и хорошее жалование. Наши купцы должны торговать в Царьграде без пошлин и обеспечиваться провиантом и жильем на все дни торговли, их должны беспрепятственно допускать на рынки и базары. Мы уже посрамили доблесть ваших мужей, утолив жажду своего тщеславия. Но мы оставим в покое ваших женщин только тогда, когда они соткут шелковые паруса на каждый из варяжских драккаров, а на славянские ладьи пусть шьют паруса из льна.

– И щит! – добавил нетерпеливый княжич.

– И щит! – неожиданно согласился регент. – Мы прибьем щит на ворота Царьграда в знак вечного союза и варяжской защиты столицы мира. Теперь она под нашей опекой. Ни болгары, ни агаряне [11]не сунутся к нашим новым друзьям. Так и передайте своей хозяйке-василисе Зое…

Стратиг поспешил в императорский дворец, заявив на докладе в консистории в присутствии Зои и всех вельмож, что русы просят невозможного.

– Мы так не считаем! – невозмутимо осекла военачальника Зоя. – Дадим им все, что они просят.

– Прибить «скифский» щит язычников на воротах христианской цитадели? – переспросил Николай.

– И что в этом страшного, если для них это магическое действо. Разве Господь не учил нас не поддаваться суеверию? Для нас это не значит ровным счетом ничего. Ну, прибьют они свой щит, и что с того? Что из этого проистекает и что от этого изменится? Они не взяли город, но хотят сохранить лицо. Для них главное – уважение. Они не так глупы, чтобы не понять, что победой в любом случае является взятие крепости. Они ее не взяли. Значит, победа за нами.

– Но они получат дань! – снова встрял стратиг, раздражая императрицу.

– Эти медяки ничего не стоят. Отчеканим больше монет. Меньше серебра и золота в сплав. Больше латуни и меди. Когда они разберутся, что к чему, то будут уже далеко. К тому же они согласны предоставить нам своих добровольцев. А это при правильном подходе компенсирует наши потери!

– Не будет ли эта символическая, ничего не значащая церемония с пресловутым щитом уловкой для захвата Золотых ворот, моя августейшая василиса? – выразил свое опасение чрезмерно проницательный в самое неподходящее время евнух Иоанн, до сих пор опечаленный, что давеча им могли пренебречь и даже пожертвовать, так легко отправив заложником к дикарям.

– Уловка? – переспросила Зоя. – Так перетащите баллисты и катапульты опять на ту сторону крепости! И рассредоточьте стражу так плотно, чтобы у русов не возникло никакого соблазна передумать!

– А что если еще немного подождать? – осмелился предложить стратиг.

– И тогда вы дождетесь своей казни! – неумолимо отрезала Зоя… – Нам нужно одолеть болгар и сарацин. Русы нам для этого пригодятся. Они не боятся смерти и умеют воевать!

…Щит прибивал княжич. Он никому не доверил сие ритуальное действо, ради которого стоило оказаться у стен города-мечты. Неприступную цитадель не удалось взять приступом, но вышло вызвать у ромеев уважение и трепет. Страх заставил византийцев пойти на все уступки. Страх перед новой могучей силой, пришедшей с севера.

Именно страхом была продиктована выплата баснословной дани. Трофеи даются победителям. Варяги праздновали победу, несмотря ни на что. Греки воспевали новый союз, взирая на новый отряд из семисот дружинников – «северных скифов», варяжской гвардии, которая отплывала под командованием греческих друнгариев на двадцати своих драккарах за Мраморное море на подмогу императору!

Били барабаны, и играла музыка. Из бездонных бочек лилось вино. Греки напряженно взирали и молча завидовали беспечному веселью утративших бдительность язычников. Предусмотрительно от них спрятали всех женщин и не допустили в город. Союзникам дали возможность наслаждаться яствами и спиртным в лагерях у берега и в чистом поле. Их боялись.

Олег хоронил погибших, справляя тризну и не обижаясь на сломленного врага, притворившегося другом. Он не достиг своей цели полностью, но не считал себя проигравшим. Он остерегался лишь лжи, которая окутывала подписанный на двух языках договор с ромеями. Две хартии, скрепленные печатью и словом, клятвой и рукопожатием, выглядели непреложным документом равных сторон. Но даже волхв извивался словно уж, не давая четких определений о том, насколько крепко и нерушимо данное соглашение.