Кен Фоллетт - Столп огненный

Сильви не терпелось рассказать матери о грядущем бракосочетании короля и принцессы. А вот говорить или нет насчет Неда, она не знала. Да, они с матерью очень близки, прошли вместе через множество испытаний и опасностей, и потому у Сильви редко, крайне редко, возникало желание утаить что-либо от Изабель. Но сейчас она и сама не понимала, что чувствует. А значит, рассказывать нечего.

Она добралась до дома, поставила тележку в сарай на заднем дворе и вошла внутрь.

– Я дома!

Сильви вошла в лавку. Ее мать распрощалась с очередным покупателем и повернулась к дочери.

– Доченька, ты такая довольная! Никак влюбилась?

«Элис» Барни Уилларда бросила якорь в виду безымянного городишка на северном побережье Испаньолы. Барни приплыл повидать Беллу.

Он не стал приставать к причалу, решив, что так любым врагам будет труднее попасть на борт с суши. «Элис» развернули пушками правого борта прямо на дворец из кораллового известняка, тогда как стволы пушек левого борта смотрели в море, поджидая вражеские корабли, которым вздумается подойти поближе.

Барни осторожничал – на самом деле серьезных неприятностей он не ждал.

«Элис» представляла собой трехмачтовое торговое судно ста шестидесяти тонн водоизмещением и девяноста футов в длину. Барни изменил обычную конструкцию, сделав пониже переднюю и кормовую надстройки. На орудийной палубе он установил шестнадцать пушек среднего калибра, именуемых кулевринами и стрелявших восемнадцатифунтовыми ядрами. Стволы у них были вытянутые, пятнадцать футов длиной. В поперечнике, и то в самой широкой части, судно имело всего тридцать футов, поэтому пушки пришлось располагать таким образом, чтобы они не ударялись друг о друга при откате. Зато длинные стволы позволяли стрелять дальше и точнее, а по собственному опыту Барни знал, что единственный способ справиться с могучим испанским галеоном – это повредить его достаточно сильно прежде, чем он приблизится.

Команду «Элис» составляли два десятка человек, хотя на большинстве судов такого размера служило по тридцать-сорок моряков. На самом деле нужды в столь многочисленной команде не было, шкиперы просто заранее учитывали, что часть матросов погибнет в плавании, – не в бою, а от лихорадки, которая часто донимала мореходов. Однако Барни решил иначе: ему казалось, что люди скорее начнут хворать там, где они вынуждены ютиться вместе большими компаниями, и, к своему удовольствию, он установил опытным путем, что куда надежнее иметь меньше матросов, но обеспечить чистоту на корабле. Еще он загрузил в трюм живых коров и бочонки с яблоками и грушами, чтобы люди питались свежей едой; этому он научился у королевского капера [77] Капер получал от властей разрешение (патент) на уничтожение судов неприятельских и нейтральных стран, но был обязан делиться добычей с нанимателем. В мирное время использовались репрессальные грамоты, обеспечивавшие корсару право на возмещение ущерба со стороны подданных другой державы. сэра Джона Хоукинса. А если люди все же умирали, несмотря на все принятые предосторожности, он заменял их новобранцами, которых всегда находилось в избытке в портовых городах; вот почему теперь на борту «Элис» было три темнокожих африканца, зачисленных в команду в Агадире.

Ближе к вечеру он отправил на берег лодку с разведывательной партией. Матросы закупились у местных курами и ананасами, а еще отскребли дочиста корабельные питьевые бочонки и наполнили их доверху чистой водой из ручья, протекавшего через городок. Разведка донесла, что местные принялись жадно потирать руки, когда услышали о грузе «Элис» – ножницах и ножах из толедской стали, мотках отличной голландской пряжи, шляпах, обуви и перчатках; ничего подобного на карибских берегах не производили, потому эти товары считались здесь весьма ценными.

Барни так и подмывало самому сойти на сушу и отправиться на поиски Беллы. За время долгого плавания через океан смутные воспоминания об этой красавице переросли в неутолимую тоску. Но он заставил себя успокоиться, поскольку понятия не имел, чего ожидать. Будет недостойно шкипера вламываться к полузнакомым людям и нарушать домашний уют. Когда он вынужденно покидал Испаньолу, Белла была молода и прекрасна, а значит, с тех пор вполне могла выйти замуж. С другой стороны, у нее имелось собственное дело, приносившее солидный доход, то есть ей не требовался мужчина, способный стать опорой в жизни. Барни отчасти надеялся, что Белла не пожелала жертвовать своей независимостью ради замужества; насколько он помнил, подобное упорство было вполне в ее характере.

Решено: он сойдет на берег как старый знакомый. Так он сумеет справиться с любыми новостями. Если она все-таки замужем, он постарается скрыть свое разочарование, пожмет счастливчику руку и поздравит с удачным выбором. А если она одна и одинока – Господи, пусть так и будет! – он ее обнимет и все станет как прежде.

Утром Барни надел зеленый камзол с золотыми пуговицами. В этом камзоле у него был парадный вид, а пола скрывала кинжал, висевший на поясе – точнее, не то чтобы скрывала, но делала менее заметным.

Затем Барни и Джонатан Гринленд сошли на берег, дабы повидать градоначальника.

Городишко слегка вырос в размерах, но в остальном ничуть за минувшие годы не изменился. Местные пялились на моряков, когда те пересекали площадь, как было и девять лет назад. Вполне возможно, сами зеваки были теми же самыми людьми, что и тогда. Барни косился на них, высматривая красавицу африканку с голубыми глазами. Увы, той нигде не наблюдалось.

В прохладе дворца им пришлось ожидать приема ровно столько, сколько, по-видимому, считалось подобающим для столь достойного человека, облеченного властью градоначальника.

Наконец их проводил наверх юноша в сутане – то ли приснопамятный отец Игнасио, то ли его преемник. Барни не запомнил помощника градоначальника как следует, а потому не мог решить, кого именно видит перед собой.

Но он прекрасно помнил толстяка Альфонсо, отца Беллы. Молодой человек в кресле градоначальника нисколько не походил на тучного испанца.

– Дон Альфонсо скончался, – уведомил моряков этот юнец. – Пять лет назад. – Барни нисколько не удивился: переселенцы из Европы в здешних краях частенько становились жертвами тропических болезней. – Теперь градоначальник я. – Не исключено, что и этот юноша, сменивший Альфонсо, обречен: кожа у него была желтоватого оттенка, что заставляло подозревать желтуху. – Меня зовут дон Хорди. А вы кто?

Барни представился, а далее начались привычные экивоки: дон Хорди старательно притворялся, будто не берет взяток, а Барни делал вид, что ничего такого и не предлагает. Когда стоимость временного разрешения на торговлю была согласована, к взаимному удовлетворению, священник-помощник принес бутыль и стаканы.