Кен Фоллетт - Столп огненный

Барни пригубил и спросил:

– Ром от Беллы?

– Понятия не имею, – ответил дон Хорди. – Кто такая Белла?

Дурной знак.

– Раньше она делала лучший на острове ром, – объяснил Барни, стараясь не показывать свое разочарование. – Наверное, переселилась куда-нибудь.

– Вполне возможно. А этот вам не по вкусу?

– Ну что вы! За сотрудничество!

Выйдя из дворца, Барни и Джонатан двинулись к дому, где когда-то проживала Белла и где она готовила ром. Вошли через проход под аркой на внутренний двор. Судя по всему, дела здесь шли неплохо – драгоценная жидкость стекала в бочонки сразу из двух приспособлений.

К морякам вышел мужчина, глядевший по-хозяйски. На вид ему было около тридцати, темная африканская кожа удивительным образом сочеталась с прямыми волосами, из чего следовало, что он может быть отпрыском европейца и рабыни.

Мужчина дружески улыбнулся.

– Добрый день. Полагаю, вы пришли купить лучшего на свете рома.

Барни мрачно подумал, что, пожалуй, за такого вот мужчину Белла и могла выйти замуж.

– Угадали. А взамен готовы продать парочку испанских пистолетов.

– Идемте, попробуете наш ром. Я владелец, Пабло Трухильо.

Барни понял, что больше не в состоянии сдерживаться.

– Что случилось с Беллой?

– Я выкупил у нее это дело два года назад. И до сих пор варю по ее правилам. – Пабло провел гостей в дом, усадил и принялся выдавливать сок лаймов – в точности как Белла когда-то.

– А сама Белла где? – спросил Барни.

– Живет в доме, что достался ей от дона Альфонсо. Сам Альфонсо умер, его поместье отошло кому-то другому, но Белле он отписал домик.

Барни почудилось, что Пабло Трухильо что-то недоговаривает.

– Она замужем?

– Вряд ли. – Пабло поставил на стол бутыль и стаканы.

Барни злился на себя. Не стоило, конечно, столько расспрашивать о Белле. Глядишь, его команда, чего доброго, начнет думать, что их шкипер повредился умом, раз отправился через океан за какой-то девкой. Поэтому он воздержался от дальнейших расспросов, попробовал ром Пабло и приобрел два бочонка по удивительно низкой цене.

Лишь перед уходом, велев голосу разума заткнуться, он небрежно произнес:

– Надо бы повидать Беллу. В городе найдется кто-нибудь, кто сможет отвести меня к ней?

– Мой сосед, Маурисио Мартинес, каждые несколько дней водит в поместье мула с припасами.

– Благодарю.

Соседнее здание оказалось большой лавкой, где хватало всего: там были бочонки с рисом и бобами, пучки трав, кухонная утварь, гвозди и разноцветные ленты. Маурисио охотно согласился прикрыть торговлю прямо сейчас и отвести Барни в поместье.

– Все равно скоро надо будет, – пояснил он. – Нужны мука и оливковое масло.

Изъяснялся он короткими фразами, словно считал, что так собеседнику понятнее.

Барни отослал Джонатана приглядывать за «Элис», а сам остался с Маурисио.

Тот оседлал для гостя лошадь, а сам предпочел идти пешком, ведя в поводу вьючного мула. Пыльная дорога вывела их из города и устремилась в холмы. Барни не был расположен к беседе, но Маурисио говорил за двоих, в своей отрывистой манере. По счастью, ему как будто было все равно, отвечает Барни или нет, понимает или нет, и Барни никто не мешал предаваться воспоминаниям.

Вскоре начались поля сахарного тростника. Зеленые стебли ростом с Барни тянулись ввысь бесконечными рядами, а между ними бродили рабы-африканцы. Мужчины носили оборванные штаны, женщины трудились в свободных платьях-балахонах, а детишки бегали голыми. На голове у каждого раба красовалась самодельная соломенная шляпа. На одном поле рабы, изнемогая под палящим солнцем, копали ямки и сажали побеги. Потом Барни заметил большой деревянный пресс, которым давили стебли тростника, и сок растений стекал в чан внизу. Дальше попалось деревянное здание, внутри которого горел огонь и тяжело дышали меха.

– Кипятильня, – пояснил Маурисио.

– Как люди здесь выживают, по такой-то жаре? Снаружи зной и внутри…

– Многие умирают. Рабов часто меняют. Дорого обходятся.

Наконец показался господский дом – двухэтажный, сложенный из того же кораллового известняка, из какого возвели дворец в городке. Подойдя ближе, Маурисио показал на деревянный домик в тени пальмовых деревьев.

– Белла там.

Он отвернулся и направился к господскому дому.

Барни спешился, привязал лошадь к стволу пальмы. Сглотнул внезапно вставший в горле ком. За девять лет могло произойти что угодно.

Он подошел к домику. Дверь была открыта, и Барни ступил внутрь.

На узкой кровати в углу лежала какая-то старуха. Больше никого в доме не было.

– Где Белла? – спросил Барни по-испански.

Старуха долго молчала, разглядывая его, потом прохрипела:

– Я знала, что ты вернешься.

Эти слова потрясли его до глубины души. Он уставился на старуху, не веря собственным глазам.

– Белла?

– Я умираю.

Барни в два шага пересек комнатку и встал на колени перед кроватью.

Это и вправду была Белла. Ее волосы поредели настолько, что почти исчезли, золотистая кожа сделалась вялой, будто пергаментной, а тело, такое крепкое и желанное, совсем усохло. Но голубые глаза никуда не делись.

– Что с тобою стряслось?

– Лихорадка повес [78] Одно из названий лихорадки денге, эпидемии которой на протяжении XVI–XIX столетий достаточно часто случались на территориях, куда завозили рабов из Африки. .

Барни никогда не слышал о такой болезни, но это не имело значения: с первого взгляда всякий бы понял, что Белла – на краю смерти.

Он нагнулся, желая поцеловать ее в губы, но Белла отвернула голову.

– Я заразная.

Тогда Барни поцеловал ее в щеку.

– Милая моя Белла, – проговорил он. Горе его было столь велико, что язык отказывался слушаться. Барни кое-как справился со слезами – мужчине не пристало плакать – и выдавил:

– Я могу что-то сделать для тебя?

– Да. Окажи мне услугу.

– Все, что угодно.

Прежде чем она успела что-либо сказать, из-за спины Барни прозвучал детский голосок:

– А ты кто?

Он обернулся и увидел в дверях маленького мальчика – золотистая кожа, курчавые африканские волосы отливают рыжиной, глаза зеленые…

Барни повернулся к Белле.

– Ему лет восемь…

Белла кивнула.

– Его зовут Барнардо Альфонсо Уиллард. Пригляди за ним.

Барни чувствовал себя так, будто получил удар по голове лошадиным копытом. К глазам вновь подступили слезы. Белла умирает, а у него, оказывается, есть сын! Жизнь за какие-то мгновения перевернулась вверх тормашками.

– Альфо, это твой отец, – сказала Белла. – Я тебе про него рассказывала.

Лицо мальчика вдруг исказилось от недетской ярости.

– Зачем ты пришел? – выкрикнул он. – Она ждала тебя! А теперь умирает!