Лина-Софья Нейман - Пятница

Роза взобралась на вершину Зелёной горы. А вот и маленький тёмный домик Соломона. Кругом тихо, все спят. Роза толкнула дверь - она была не заперта. В комнате темно. Девушке со света не видно, она зацепилась за стул, лавку… На шум из маленькой спаленки выбежала в одной рубашке Мирра с растрёпанной косой. Она бросилась к Розе. Но та поспешила оказать, как ей было поручено:

- Я от Иосифа. У вас всё в порядке?

Мирра обрадовалась. Она знала о Розином платье-панцире. Мирра заперла дверь. Они уселись вдвоём у окна и стали осторожно распарывать платье. На полу между ними росла гора тонких листочков. А платье всё слабело и под конец, словно тонкая бездыханная скорлупа, повисло на спинке стула.

Роза оделась. Она спешила скорей уйти; пока люди не встали, уйти незамеченной.

Мирре хотелось нагреть чаю, накормить Розу.

- Нет-нет! Наше дело прежде всего.

Но Мирра стала расспрашивать про Иосифа: - Что он заважничал?

- Что ты! - не вытерпело девичье сердце. - Я ещё на минутку. - И Роза присела на край стула. - Его многие не понимают, боятся его. Ты же помнишь, он молчаливый, с виду суровый. А на самом деле добрый, весёлый. А как он хохочет! Смешной какой… - Роза сама смеётся неизвестно чему. Но вдруг становится серьёзной: - Конечно, плохую работу он не переносит, за плохую работу достаётся. Ты помнишь случай с карандашом?

Обе - и Мирра и Роза - хохочут.

Приехал как-то Иосиф домой и попросил у Мирры карандаш. Она поспешила ему дать. Иосиф взял в руки карандаш: он был тупой, лишь с одного бока торчал кусочек графита. Иосиф подержал карандаш в руках, посмотрел на Мирру, снова на карандаш и ничего не сказал.

- Однако пора уходить. - Роза поднялась. - А знаешь, Мирра, какой он способный! Даже немцы говорят: он так знает немецкий язык, что его теперь от немца не отличишь. Всегда у него немецкая книжка в руках, читает… В театр ходит…

На другой день Роза писала письмо Иосифу:

«Дорогой Иосиф! Я - дома. Всё хорошо. Все здоровы. По дороге видела Мирру, брат твой работает, просил тебе кланяться…» Дальше Роза писала об общих знакомых в городе.

Из письма Розы Иосифу всё было ясно: и то, что она благополучно привезла и передала нелегальную литературу, и то, что её спутники из Берлина - Оля и Лёва - ни о чём не догадались.

Пятница внимательно прочёл письмо Розы и подумал про себя:

«Вот кто молодец, так это наш Рыжик! Настоящий конспиратор! Славная революционерка!»

Жаль, что этих мыслей не могла подслушать Роза. Как бы она им обрадовалась!

Ровно через сутки Лёва Петров и Ольга Поповиченко были дома, в Одессе. Они должны были в тот же день передать привезённую литературу.

Лёва, радостный, прибежал с вокзала домой. Он соскучился по родным. Во дворе его встретил брат, Сеня. Он хотя и был моложе Лёвы на четыре года, но очень дружил с ним.

- Мама на кухне. Отец, конечно, уже ушёл, - сказал Сеня, идя впереди Лёвы и всё на него оглядываясь.

Он гордился братом. Ещё бы, студент! Перешёл на третий курс. А главное… но этого никому нельзя рассказывать. Сеня знает что-то про Лёву. Пожалуй, и отец с матерью догадываются. Придёт время - и Сеня пойдёт по стопам Лёвы.

Мать увидела в окне Лёву. Выбежала ему навстречу в большом кухонном переднике, вытирая им мокрые руки:

- Лёвушка! Дитя моё!

И уже в сенях, не стесняясь, мать и младший братишка целовали Лёву с двух сторон.

Когда все трое очутились в комнате, Сеня шёпотом спросил:

- Лёва, помочь тебе?

- Вот что, - ответил Лёва, - я открою чемодан, а ты помоги мне сложить вещи в шкаф. Мне надо немедленно уйти.

Мать и Сеня ни о чём не спросили. Мать тихо сказала:

- Ну, пойду на кухню. Потом поговорим. - И ласково кивнула Лёве. - Отец обещал сегодня пораньше прийти.

- Вот хорошо! К тому времени я вернусь.

Вещи, аккуратно уложенные в чемодан Пятницей, после осмотра в таможне лежали в беспорядке.

- Не беспокойся, - сказал Сеня. - Я всё разложу, будет полный порядок.

- Знаю, знаю… - И Лёва уже спешил, крепко прижимая к себе портфель.

«Если б кто-нибудь из прохожих знал, что у меня в портфеле!» - думал он.

У Ольги Поповиченко всё было иначе. Она жила в роскошном особняке на Французском бульваре, у моря. Её отец, генерал, был суровым стариком. Своих дочерей: старшую, Ольгу, и младшую, Катю, - генерал нежно любил. Но, несмотря на всю свою любовь к ним, он не пощадил бы их, если б они замыслили что-либо против «царя-батюшки».

Ольга, направляясь домой, рассчитывала, что, кроме домашних слуг, дома никого не окажется, что вся семья, вместе с больной матерью, уже переехала на дачу.

Девушка со всех ног бежала по лестнице.

Ольга боялась только одного: как бы кто-нибудь её не остановил.

Она очутилась в своей комнате и первым делом закрыла окно: малейшее дуновение ветерка могло поднять в воздух тонкие листочки «Искры». На дверь девушка накинула крючок. Всё! Теперь можно работать. Распороть платье нетрудно, но надо быть очень осторожной, чтоб не задеть листочки «Искры».

Она настолько углубилась в работу, что не сразу услышала стук в дверь. И вдруг вскочила. Платье, листки «Искры» - всё полетело на пол, к её ногам. Это был стук отца: три сильных удара и выстукивание мелодии походного марша.

- Кто там? - спрашивает приглушённый голос, в котором с трудом можно признать голос Ольги.

- Это я! - пищит Катя тоненьким голоском.

- Ну, что ты, на самом деле? Дурашка! - Ольга старается говорить ласково, но от страха никак не может прийти в себя.

- Да ну открой же! - просит Катя.

- Подожди…

Тут Катя выходит из себя:

- Вечно секреты! Не успела приехать, и уже секреты! Вот пошлю папу - он отучит тебя от секретов!

Ольга обмерла. Отец - дома!

В один миг у Ольги созрело решение. Она всё запихнёт в старую ручную корзинку - и бумаги и платье, распоротое не до конца, - и убежит из дома.

Девушка рывком открыла дверцу шкафа, наспех сорвала с вешалки белое платье в пёстрых цветочках и кое-как натянула его на себя. Ольга схватила корзинку, но как на грех оторвалось ушко у корзинки, пришлось перевязывать крышку верёвкой.

Ольга помчалась по лестнице. Она, как мальчишка, прыгала сразу через две ступеньки.

И в это самое время раздались три сильных удара и мелодия походного марша. Отец!

Ольга выбежала на улицу, завернула за угол, обогнула справа площадь с высоким памятником на гранитном пьедестале - дюку Ришелье - и вошла в небольшую и тихую улицу.

Девушка старалась успокоиться; она должна идти своей обычной походкой, с высоко поднятой головой.

В тот же день Иосиф получил от Ольги и Лёвы телеграмму:

«Поздравляем днём рождения».

Оля и Лёва часто потом вспоминали, как неуклюже Нина толкалась на таможне, как выходила каждый раз из очереди, размахивая своим коричневым мешком, и как она во весь дух бежала к поезду. Оба поняли, что Нина хотела их выручить, и жалели, что этого нельзя никому рассказать.