Андрей Зарин - Северный богатырь. Живой мертвец [Романы]

Вдруг двери распахнулись, и в них показался государь. Среднего роста, в темно-зеленом камзоле с двумя звездами, в напудренном парике, он был одет скромнее всех окружающих, которые в этот миг склонили свои головы. Он быстрыми шагами вошел в зал в сопровождении наследника, фон Палена, Кутайсова, Обрезкова и флигель-адъютанта, и остановился подле генерала, стоявшего с края.

Брыкову не слышно было их разговора, но он видел милостиво улыбавшееся лицо Павла, которое, несмотря на вздернутый нос и широкий рот, в эту минуту было полно привлекательности.

Голос императора раздавался все ближе и ближе к Брыкову. Семен Павлович видел блеск его голубых глаз и замер, почти лишившись чувств. Вдруг над ним раздался голос Павла, и он сразу пришел в себя и вытянулся по-военному. Государю это, видимо, понравилось. Он улыбнулся.

— А, это — вы, сударь, — произнес он, — живой мертвец, что смущаете живых! Давно вы в покойниках?

— С апреля месяца, ваше величество!

— И не обратились ко мне? Не искали меня? Не писали? Стыдно! Государь может делать ошибки, но всегда спешит исправить их! Стыдно! Вы были в каком чине?

— Поручиком нижегородского драгунского полка.

— Ну, возвращайтесь туда капитаном!

Брыков с благодарностью опустился на колени.

— Встаньте! — сказал государь. — Я слышал, что вам много вредил ваш брат?

— Отнял имущество, невесту…

— Ну, это вам вернется! Я прикажу, чтобы вам повиновались исправник и заседатель. Чините сами суд над своими недругами, а мне служите!

— Живота не пожалею! — искренним порывом вырвалось у Брыкова. — Вы дали мне жизнь!

— Спасибо, майор, — улыбаясь сказал Павел, — я прикажу вам дать батальон! С Богом!

Семен Павлович резко повернулся, забыв даже поклониться государю.

Лицо Павла нахмурилось.

— Невежа! — сказал он резко и, обернувшись к адъютанту, прибавил: — Догони его и скажи, что я велел ему подать в отставку. Майор в отставке.

Адъютант устремился за Брыковым и, нагнав его на подъезде, передал последнее приказание Павла.

Брыков сначала побледнел, но потом его лицо озарилось радостью.

— Большей милости нельзя и ждать было! — радостно воскликнул он.

— Ура! Победа! Жив! — радостно закричал Брыков, вбегая в гостиную Виолы.

Был еще ранний час, и молодая прелестница только что встала с постели. Она выбежала из спальни в распашном капоте и, ухватив Брыкова за борт камзола, спросила:

— Что случилось? Дуня говорила, что тебя к царю увезли. Я так напугалась! Ну, что же вышло?

— Все! Полная удача! — и Брыков торопливо рассказал все происшедшее с ним.

Виола запрыгала и захлопала в ладоши.

— Как твоя невеста обрадуется! — были первые ее слова.

Брыкова тронула ее неподдельная радость.

— Милая Виола, — сказал он, беря ее руку, — ты оказала мне самое дружеское участие. В первый день ты спасла меня от беды. Когда мне некуда было деться, ты приютила меня. Чем я отблагодарю тебя?

Виола дружески взглянула на него, и ее лицо стало серьезно.

— Чем? Вспоминай обо мне, как о девушке, а не как о прелестнице, — тихо сказала она, — поклонись от меня твоей невесте и… и все!

— Нет, — горячо ответил ей Брыков. — Сделай, как я скажу. Брось здесь все это и уезжай со мной. Я дам тебе домик, земли, слуг, и ты будешь всегда вместе с нами.

Она покачала головой.

— Нет, я привыкла к этому шуму. Может быть, потом, под старость… а теперь, — и она по-прежнему тряхнула ухарски головой, — задай на прощание пир! Зови всех, кого знаешь, а я позову своих подруг, и мы проводим тебя!

— Хорошо! — весело согласился Брыков, и они разошлись до вечера.

Семен Павлович тотчас отдал приказ Сидору собираться.

— Чтобы в утро и выехать! — сказал он. — Поедем вместе к Башилову, и ты возьми оттуда коляску, а потом собирай вещи!

— Мигом, батюшка! — оживился Сидор. — Глазом не моргнешь! Уж так-то ли я рад, так-то ли я рад!

— Чему?

— А всему, батюшка: и что твое дело государь порешил, и что братца твоего покараешь, и что из города этого едем!

— А что? Не понравился?

— И-и, чисто басурманский город! Только и святости, что Спаситель.

— Ну, едем! — и Брыков, взяв извозчика, покатил к Башилову.

Последний только что вернулся с ученья и жадно ел обед, состоявший из овсяной похлебки.

— А! Друг! — закричал он, увидев Брыкова. — Пошли-ка за «ерофеичем»! Вчера вдребезги продулся! Что ты радостный такой?

— В Москву уезжаю! Государь вернул мне жизнь!

— Ура! — заорал Башилов, бросаясь ему на шею. — Я, брат, говорил тебе! У нас государь — во-о! — и он поднял вверх палец. — Посылай тогда за шампанским.

— Можно! — сказал Семен Павлович, вынимая кошелек.

— Ивашка! — закричал Башилов и, когда денщик выскочил из-за перегородки, начал распоряжаться: — Вот пойдешь и купишь…

— И потом, — прибавил от себя Брыков, — помоги моему Сидору снарядить коляску!

Ивашка вопросительно взглянул на своего барина.

— Лети в лавки! — крикнул на него Башилов и, когда Ивашка действительно вылетел, сказал Брыкову с виноватой улыбкой: — Коляски-то, Сеня, нет!

— Нет? Где же она?

— Продал, — ответил Башилов и стал оправдываться: — Видишь ли, тут в Саратов Фирсов ехал, увидел коляску и говорит: «Твоя коляска?» Я и бухни: «Моя!» А потом уж совестно отречься, он и уговорил продать! Да ты не беспокойся, — оправился он, — я тебе за нее все выплачу. Вот отыграюсь и тебе сейчас же!

— Брось! — остановил его Брыков, — это пустое! А отыгрываться приходи сегодня к Виоле. Я там отвальную делаю: да зови всех, кого захочешь, из приятелей!

— Друг! — закричал Башилов, обнимая и тиская Брыкова. — Вот спасибо! Вот обрадовал! Вот товарищ!

В это время Ивашка принес покупки. Семен Павлович вышел в сени и сказал Сидору:

— Вернись домой: коляски нет. Закажи на почте бричку на завтра и укладывайся!..

— А коляска где же?

— Ну, это — уж не твое дело Иди!

— Сеня, — позвал его Башилов, — я наливаю! Пьем!

— Пьем! — весело сказал Брыков, входя назад и взял стакан в руки.

Башилов ловким ударом сбил горлышко у бутылки и стал наливать стаканы.

Виола созвала своих подруг. Башилов привел приятелей, и вечер удался на славу. Офицеры пили за здоровье Брыкова и его невесты, Башилов кричал «ура!», а Виола смеялась и хлопала в ладоши.

— Я предлагаю выпить за здоровье императора! — сказал Брыков. — Его обращение со мной никогда не изгладится в моей памяти.

— Ура! — закричали все и дружно выпили.

— Его знать надо! — убежденно сказал Башилов. — Отчего гатчинцы за него хоть на смерть? Оттого, что знают! А питерские белоручки, понятно, не любят его. Им не по душе такая строгость!

— Тсс! — крикнула Виола. — Пить, любить и счастье пытать, а об этих материях — ни слова!