Николай Матвеев - Принцесса науки [Софья Ковалевская]

Но занятия с дочерью не могли целиком заполнить жизнь Ковалевской, ее творческая, энергичная натура не могла удовольствоваться такой патриархальной жизнью — всегда ее тянуло к бесстрашным людям, с риском для собственного благополучия идущим наперекор общественному мнению. Она нашла такого человека — известную шведскую учительницу Эллен Кей. Софья Васильевна много слышала об этой своеобразной и справедливой женщине. Встретившись с Кей, Ковалевская увидела, что их взгляды на жизнь во многом совпадают. «Мы с ней будем друзьями», — решила Софья Васильевна, и она не ошиблась. Эллен Кей тоже почувствовала к Ковалевской симпатию, и дружба их началась.

Как у Софьи Васильевны, жизнь у Эллен Кей не была спокойной и размеренной. В детстве строгие родители заставляли Эллен заниматься многими неинтересными и сложными для нее предметами, в результате чего она возненавидела такое принудительное обучение. Став взрослой девушкой, она заинтересовалась проблемой воспитания и образования. Волновали ее и социальные проблемы. Эллен Кей много путешествовала, хорошо знала искусство, но решила поступить учительницей в частную женскую школу (там училась и Соня, дочь Ковалевской) и преподавать по своей системе. Она стремилась, чтобы наклонности у детей развивались без давления извне. О своих принципах она написала в книге «Век ребенка», опубликованной во многих странах.

Кроме того, Эллен Кей преподавала историю шведской культуры в открытом на собранные частные средства институте рабочих, выступала с лекциями по вопросам искусства в рабочих союзах, в различных просветительских обществах, сама организовала просветительское общество, в которое вовлекла и Ковалевскую.

Софья Васильевна рассказывала ей о русских революционных деятелях, об их борьбе за социальную справедливость, о значении литературы для пропаганды либеральных идей. Особенно близко сошлась Ковалевская с Эллен Кей, когда ту стали преследовать власти как неблагонадежную.

В 80-х годах в Швеции восторжествовала реакция, многих свободомыслящих бросали в тюрьмы, люди стали бояться говорить откровенно даже со своими близкими, и тогда Эллен Кей подняла голос протеста. В публичном выступлении она разоблачала наступление реакции, призывала к сопротивлению. После этого ее стали травить газеты и многие знакомые перестали с ней общаться. Но Софья Васильевна осталась ее верным другом.

И все-таки дружба с Эллен Кей не могла возместить Ковалевской все, что она потеряла. Софья Васильевна искала выход из тесного стокгольмского мирка, и она не подозревала, что судьба скоро подарит ей еще одну, и на этот раз последнюю, радость.

(Стокгольм, февраль, 1888)

«Многоуважаемый Максим Максимович!

Жаль, что у нас нет на русском языке слова völkommen, которое мне так хочется сказать вам. Я очень рада вашему приезду и надеюсь, что вы посетите меня немедленно. До 3-х часов я буду дома. Вечером у меня сегодня именно соберутся несколько человек знакомых, и надеюсь, что вы придете тоже.

Искренне вас уважающая

Софья Ковалевская ».

Софья Васильевна старательно заклеила конверт и четко надписала адрес отеля и такую привычную фамилию адресата: г-ну Ковалевскому.

О Максиме Максимовиче Ковалевском она слышала давно, а знакомство их было недавним и мимолетным. Ей запомнилась его несколько грузная, массивная, высокая фигура, огромные живые голубые глаза, окаймленные черными ресницами, выразительное лицо с немного тяжеловатой нижней челюстью. Но больше всего запомнился его живой, остроумный разговор и необычайная эрудиция.

Софья Васильевна с нетерпением ждала своего соотечественника. Она предвкушала ту радость, которую она испытает, беседуя с ним на любимом русском языке. Вдали от родины она мечтала о русском друге. О человеке, с кем могла бы говорить о России, вспоминать необозримые просторы ее полей, белые березы, заснеженные леса, с кем снова могла бы ощутить сладость родного языка.

В Швеции Ковалевская страдала оттого, что ей не с кем было говорить по-русски. Как и всякий творчески одаренный человек, литератор, она стремилась к ясному, отточенному выражению своих мыслей, к передаче самых тонких ее оттенков. Она жаловалась друзьям: «Я всегда принуждена или довольствоваться первым пришедшим мне на ум словом, или говорить обиняками. И потому всякий раз, когда я возвращаюсь в Россию, мне кажется, что я вышла из тюрьмы, где держали взаперти мои лучшие мысли. О, вы не можете представить себе, какое это мучение быть принужденным всегда говорить с близкими на чужом языке! Это все равно, как если бы вас заставили ходить целый день с маской на лице!»

Ковалевского Софья Васильевна немного знала и раньше, и, как всякий «бунтарь», он вызывал у нее живейшую симпатию.

А бунтарем Максим Ковалевский был еще в гимназии. Самостоятельность его взглядов, а также поведение вызывали недовольство начальства.

Окончив харьковскую гимназию, он поступил в Харьковский университет на юридический факультет, где на втором курсе вошел в кружок либеральной молодежи, интересовавшейся общественными вопросами. Это и определило круг интересов Ковалевского на всю жизнь. Он стал изучать историю английского общественного строя в средние века и посвятил ей обе свои диссертации — магистерскую и докторскую.

Докторскую диссертацию он писал в Лондоне, и там произошло знаменательнейшее в его жизни знакомство. Максим Ковалевский был членом известного литературного клуба «Атенеум», что было большой честью для иностранца. В «Атенеуме» он встречался и разговаривал с Гербертом Спенсером и другими интересными людьми.

А потом он познакомился с Марксом и Энгельсом. Под влиянием Маркса он начал заниматься историей землевладения и экономического роста Европы. А Энгельс частично использовал исследования Ковалевского, о которых он писал в «Очерке происхождения и развития земли и собственности», в своем знаменитом труде «Происхождение семьи, частной собственности и государства».

Понятно, что, вернувшись в Россию и начав читать в Московском университете на юридическом факультете историю государственных учреждений, характеристику современных политических порядков на Западе, сравнительную историю семьи и собственности на Западе и в России, историю древнейшего уголовного права и процесса, Ковалевский далеко отходил от «официальных взглядов» и скоро сделался одним из самых популярных профессоров.

Многочисленные доносы «благонадежных» лиц о возмутительных лекциях профессора Ковалевского сделали свое черное дело. Сначала министерство народного просвещения исключило предмет, который читал Ковалевский, из обязательной программы. Но это не помогло. Студенты продолжали рваться слушать его лекции. Тогда агенты охранки стали записывать различные крамольные фразы из его лекций и доносить высшему начальству. Ковалевского уволили из университета, и он уехал за границу, поклявшись не возвращаться в Россию, пока там не будет введена конституция.