Сьюзан Вриланд - Клара и мистер Тиффани

— Может быть, ничего.

— Печальна? Конечно, я печальна. Более того, у меня сердце болит, что я могла стать причиной какой-то его катастрофы.

— Ты имеешь хоть малейшее представление о том, где он может находиться?

— Нет. Даже не представляю, жив ли он. Если бы только знать, что с ним все в порядке… — Горло у меня сжалось, а голос стал звенящим и высоким. — Я боюсь, Элис.

— О нет, милая. Он — мужчина. Он выкарабкается. — Элис приобняла меня.

— Я и за себя боюсь. Страшит, что никогда не узнаю, что же случилось. Вдруг до конца дней останусь в полном неведении.

— Ну-ну, — вполголоса мурлыкала она, убаюкивая меня покачиванием.

— Мне еще надо разобраться очень во многом. Я имею в виду мои чувства.

Я не могла смириться с мыслью, что Эдвин умышленно причинил мне боль. Не могла поверить в обман. Вместо этого была готова поверить в тайну. Даже в трагедию.

— Судя по всему, он мог погибнуть. Надежды его брата тают.

Я ужасно злилась на Джорджа за то, что не предупредил меня прежде, чем я безоглядно доверила свою жизнь человеку, неустойчивому, как детская игрушка юла. Я орала на него, отчего тот только замкнулся в себе и дулся в раскаянии. В течение безмолвных часов в его обществе в поезде я начала осознавать, что для него этот риск обеспечить мое присутствие в его жизни был не актом бездумного озорства, как для сказочного Пака, но лишь безрассудной любовью. Но в какой любви не кроется безрассудство? Оба мы чувствовали вину. Мой гнев начал таять, его, вероятно, тоже в новом осознании реального факта: каким-то ущербным образом каждый из нас действительно присутствовал в жизни другого. Но слишком сложно объяснять все это Элис.

— Его брата зовут Джордж? — спросила она. — Тот самый Джордж, о котором все здесь только и толкуют?

— Он самый. Столуется здесь и живет в своей студии в соседнем доме. Ты увидишь его сегодня за ужином.

— Я знала его в «Лиге студентов-художников». Смешной парень.

— Только внешне.

Его смешные выходки и легкомыслие улетучились в те дни на озере Джинива. Когда мы томились ожиданием в гостиной во время бури, которая превратила наши упования в муки, он позволил себе проявить глубину чувства. До этого Джордж был невинным ребенком. Простота натуры мешала ему постичь, что люди ранят даже своих любимых, пытаясь управлять их жизнью на свой лад.

— Он немного… Здешние мужчины… ты не находишь их?..

— Элис, не будь наивной. Это здание не случайно построено в стиле греческого Возрождения. Ни мистер Бут, англичанин, ни мистер Бейнбридж, актер, или доктор Григгз, или мистер Йорк, промышленный дизайнер, невидный, но отличный человек. Он курит листья подсолнечника, чтобы воздух для остальных был свежим. А доктор Григгз оказал здесь помощь чуть ли не каждому своими снадобьями, пилюлями и бинтами.

— Надо ли мне остерегаться других?

— Нет. Здесь безопаснее, чем в любом другом смешанном пансионе, который я знаю. Дадли — натуральное пирожное со взбитыми сливками, а Хэнк пойдет ради меня на все. Однажды, когда я болела, мне надо было немедленно доставить мистеру Тиффани рисунок. Хэнк отнес его сам. Конечно, это дало Хэнку возможность проникнуть в студию Тиффани, что ему страшно понравилось.

— Я не сталкивалась здесь ни с каким англичанином, но остальные довольно приятны.

— Не пытайся угадать, кто тут связан с кем. Попытка найти ключи к этому сведет тебя с ума. Просто думай обо всех как о жидкой перемещающейся массе, и пусть так будет всегда.

— Ты возвращаешься на работу?

— Конечно, какое бы неудобство это ни причиняло. Я с трудом отбросила вдовьи плерезы, чтобы собрать свадебное приданое, а теперь убрала его в какой-то чердачок моего ума, чтобы опять носить робу трудящейся женщины, — блузку, галстук и шнурованные ботинки.

Элис потрепала меня по руке. Я чувствовала, что поглощенность работой и любовь нескольких хороших друзей помогут мне спаять хрупкие кусочки моей души и возобновить прежний образ жизни.

После отрывистых, смущенных соболезнований со всех сторон ужин прошел в неловкой и напряженной атмосфере. Джордж с темными кругами под глазами сидел между Дадли и Хэнком и, я полагаю, черпал силу, если не умиротворение, от их общества. Было приятно посмотреть, как они следили за тем, чтобы он ел. Дадли отрезал самый вкусный кусочек от бараньей отбивной и положил ему на тарелку. Джордж и я украдкой бросали друг на друга взгляды, чтобы проверить, как другой все переносит. Я же ловила взгляды Элис, следившей за нами обоими.

Когда Джордж собрался возвращаться в свою студию, я последовала за ним к двери.

— Что там было вышито на подушках вашей приятельницы?

— «Никогда не жалуйся. Никогда не оправдывайся».

— «Никогда не оправдывайся». Хороший совет. Завтра я возвращаюсь к Тиффани. А ты что собираешься делать?

— Я должен известить «Образовательное благотворительное общество». Потом отправлюсь в Коннектикут, чтобы побыть с родителями. Сыщики знают, как найти меня там.

— Хорошо.

Хорошо для его родителей и для меня не находиться с ним какое-то время. Я должна опять взять себя в руки.

— Когда-то у меня было три брата, — признался он. — Один умер в младенчестве, другой — школьником.

— Как твои родители воспримут это?

— Мать утонет в слезах. Подчинит свою жизнь молитвам. Отец обезумеет. Он возлагал все свои надежды на Эдвина. Отец-то считал, что следующей потерей окажусь я.

Это встревожило меня. Когда он вышел на улицу, я почувствовала, что нить, которая связывала нас на озере Джинива, порвалась. Я была убита утратой.

Я ухитрилась поймать доктора Григгза на лестнице и выложила ему все, что произошло на озере.

— Как вы думаете, может ли он быть жив, но только… — единственное слово, которое пришло мне на ум, было «потерян».

Нахмурив брови так, что они сошлись на переносице, врач ответил:

— Если было какое-то заболевание или нарушение, которое привело его к потере ориентации, то вряд ли. В состоянии, сходном с хождением во сне и вызванном стрессом, либо тревогой, либо психологическими факторами, он не может прокормить себя. Учитывая холод, сырую погоду, если человек спал на улице, шансы таковы, что он погибнет.

Я чуть не захлебнулась от глубокого вдоха.

— А если он сбежал преднамеренно?

— В таком случае у него должен иметься план. Так что, возможно, с ним все в порядке. Простите, но я не могу зря обнадеживать.

Это оставило мне надежду, что побег Эдвина — преднамеренный. Что за дурная надежда? Безобразная мысль прокралась в мой ум: может, это я спаслась побегом? Я ушла в свою комнату, потрясенная этой мыслью, и легла спать с чувством моего собственного предательства.

Следующим утром я одевалась на работу с трепетом, зная, что предстоит противостояние с мужчиной, который может обойтись без меня. И нужно будет сообщить ему, что другой мужчина тоже может обойтись без меня. Если бы не творческий задор мистера Тиффани и согретая теплотой похвала, которой он удостаивал меня, когда моя работа ему нравилась, я бы поискала другое место, но надежда, что мы сможем возобновить наши отношения с того рубежа, на котором расстались, заставила меня взять Элис под руку и отправиться вверх по Ирвинг-плейс.