Джек Дэнн - Собор памяти

Принесённый слабым, едва ощутимым ветерком запах лилий смешивался с едкой вонью пепелища.

— Мастер Леонардо, ты видишь там впереди то, чего не видим мы? — спросил Никколо, выпуская наконец руку Леонардо.

— Что я там вижу, юный Никко?

— Знай я ответ, мне не нужно было бы задавать вопрос.

— Я смотрел в себя. Хотя глаза мои смотрели на то, что перед нами, виделя лишь свои мысли. Тебе это понятно?

— Конечно. У меня была тётка, которая спала с открытыми глазами, как сова, но не прекращала храпеть, даже если мочились ей на ноги.

Леонардо улыбнулся, потом повернулся к Сандро и кивнул ему, безмолвно извиняясь.

— Но если я смотрю не видя, это значит, что я... во тьме, — продолжал Никколо. Леонардо снисходительно глянул на мальчика, но тот продолжал: — Эта тьма в моей душе, и я чувствую, что будто вот-вот свалюсь с края отвесного утёса в абсолютный, извечный мрак. Однако порой я хочу упасть. — Мальчик пристально всматривался в Леонардо, как тогда, когда Леонардо впервые увидел его рядом с Тосканелли в студии Верроккьо. — Ты сейчас чувствуешь себя так же — из-за этой дамы, Джиневры?

— Да, Никколо, — сказал Леонардо ласково и уважительно, — именно это я и чувствую. — И обратился к Сандро: — Расскажи мне всё, что знаешь. Я не принимаю того, что сказала она.

— Однако, боюсь, Леонардо, тебе придётся это принять, — отозвался Сандро. В это время вокруг носилок началась суматоха. — Кажется, Деве и впрямь не везёт; давай-ка уйдём отсюда, пока не стряслось ещё какой-нибудь беды.

— Согласен, — кивнул Леонардо. — Нам надо поговорить.

Но тут Никколо крикнул, что сейчас вернётся, и нырнул в толпу, исчезнув в стороне повозки с колёсами-львами. Леонардо успел лишь сердито что-то крикнуть ему вслед.

— Плохая из меня нянька, — пробормотал он. — Пошли, отыщем его и уйдём отсюда. Один раз я уже потерял его в толпе; больше я этого не сделаю. — По крайней мере на миг Леонардо забыл о себе; и его непокой и любовная боль унялись.

Леонардо и Сандро пробирались через толпу, что плотным кольцом сомкнулась вокруг caroccio. Armeggiatori и вооружённые, в алых одеждах и доспехах inquisitori образовали внутренний круг, и всякий, кто осмелился бы подойти ближе, был бы сражён взбудораженными священниками или желающими выслужиться сторонниками Медичи. Что там происходит — увидеть было трудно, иное дело — услышать: слухи расходились в толпе, как щёлок в воде.

Молодой крестьянин из окрестностей Сиечи спрятался в церкви; когда ракеты погасли, он выбрался в неф, проник за ограду алтаря, взбежал по ступеням и набросился с долотом на мраморную статую Богоматери. Выбив ей правый глаз, он обнажил гениталии и помочился на пьедестал. Остолбеневшие было стражи выволокли его из церкви и били, пока он не лишился чувств.

— Мы должны найти Никколо, — встревоженно сказал Леонардо. Он боялся за мальчика. Толпа озлобилась, и Леонардо казалось, что он тонет в кипящем море ярости. Все жаждали крови и кричали: «Еbrео, ebreo, ebreo!», что означало: «Еврей».

Вдруг толпа разразилась воплями, и крестьянский мальчишка был вытолкнут на окружённый людьми caroccio — тогда Леонардо и Сандро смогли разглядеть его.

Правую кисть ему отрубили и швырнули в толпу, и, пока она летела, из неё брызгала кровь; кто-то подхватил обрубок и швырнул дальше. Мальчик был худой, костлявый, с длинными грязно-бурыми волосами; лицо его было залито кровью и уже опухло от побоев. Было видно, что нос у него сломан. Рука его была вытянута, рот непонимающе приоткрыт — словно он только что очнулся и увидел, что у него ампутирована кисть. Лицо его исказила гримаса смерти.

Факелы окружали его слепящим нимбом. Вооружённые armeggiatori сидели в сёдлах и наблюдали — они не станут вмешиваться. Беззубая старуха с поредевшими седыми волосами подняла повыше икону, чтобы образ Богоматери стал свидетелем того, что сейчас произойдёт; в то же время пятеро крепких мужчин схватили мальчишку за руки, ноги и за волосы, а грязный головорез, скорее всего карманник, запрокинул назад его голову. Потом ещё один — не из крестьян, потому что одет был в камзол, изукрашенный бляшками и драгоценными камнями — под крики толпы помахал долотом. Он преклонил колена перед иконой, перекрестился долотом — и выбил им правый глаз мальчишки.

И снова толпа зашлась от криков восторга. Глаз щенка за глаз Девы, рука, осквернившая её, отрублена — это должно удовлетворить Святую Деву.

Её — возможно; но Леонардо понимал, что толпе этого будет мало. Он протискивался вперёд, обезумев от страха за Никколо — в свалке, которая вот-вот начнётся, с ним наверняка приключится беда. Сандро проталкивался следом. Сердце Леонардо бешено колотилось, в голове мелькали образы: Джиневра, всё время Джиневра, то взятая Николини, то искалеченная этой чернью, что обратилась в тысячеглавое чудовище с одной мыслью и одной целью — убивать.

Его внутреннее око не закрылось. Он видел Джиневру в оковах, в мучениях, брошенную на произвол судьбы.

А он не мог прийти к ней на помощь.

Леонардо смотрел на крестьянского мальчишку, распяленного как парус — из правой глазницы, накапливаясь, стекала кровь — и ему чудилось, что он видит Никколо, что это у Никколо выбили глаз, и кисть Никколо, как птица, порхала над толпой.

Но он также чувствовал и силу, пыл, притягательность толпы. Возможно, Богоматерь и в самом деле управляла всем этим, и освещённый факелами образ на самом деле отражал её святой скорбный дух.

— Вот ты где, Леонардо! — услышал он крик Зороастро. — Посмотри, кого мы нашли!

Зороастро и Бенедетто Деи, придерживая Никколо, проталкивали его через толпу.

С облегчением увидев, что Никколо цел и невредим, Леонардо закричал в ответ и начал пробиваться к ним. Сандро двинулся следом.

Толпа старательно доводила себя до неистовства. Леонардо наткнулся на молодую женщину, довольно богатую с виду, которая молилась, плакала, а время от времени грозила кулаком и кричала на мальчишку, осквернившего Божью Мать. Её вьющиеся волосы отсырели и прилипли к узкому красивому лицу. Потом она застыла, будто впав в транс. Не задумываясь, Леонардо сделал с неё набросок и поместил его в свой собор памяти — её лицо с отвисшей челюстью, её бескровные сжатые кулаки, её ожерелье из жемчуга и vestito [32] Платье (ит.). лиловой ткани, окаймлённое рубиновыми бусами, её слуг-телохранителей. Вдруг она вскрикнула: «Deo gratias!» [33] Благодарение Богу (лат.). — и простёрлась на земле; охранники обнажили кинжалы и сомкнулись вокруг неё.

Никколо, вырвавшись от Зороастро и Бенедетто Деи, торопился к Леонардо, но в спешке оказался слишком близко к одному из охранников, и его грубо отшвырнули прочь. Леонардо подхватил мальчика, и тут позади вскрикнула ещё одна женщина. Толпа отшатнулась — вроде бы от Леонардо и Никколо.