Джек Дэнн - Собор памяти

«Как он это сделал?» — подумал Леонардо. Лишь голос был иным, чуть гортанным. Но всё же...

— Леонардо? — спросил Зороастро, который стоял рядом с поддельным Леонардо, помогая ему в фокусах. — Это ты?

Но тут Нери привлёк внимание гостей, представив:

— Леонардо, позволь познакомить тебя с... Леонардо.

— Они близнецы? — спросил кто-то.

— Невозможно, друг мой, ибо есть лишь один гений по имени Леонардо да Винчи, — ответил Нери.

— Тогда один — поддельный.

— Но который?

— Кто ты? — спросил Леонардо, любуясь своим двойником.

Но тут вмешался Зороастро, явно одураченный, и сказал Леонардо:

— Я и подумал, что у этого типа, хоть и выглядит он совсем как ты, странный голос — слишком хриплый, гортанный. — Он повернулся к двойнику Леонардо: — А мне ты сказал, что простудился.

— Но я и вправду простудился, — не дрогнув, ответил тот.

Леонардо не мог не поддержать шутки.

— Значит, ты уверен, что настоящий Леонардо — я? — спросил он у Зороастро.

— С тобой пришли Никколо и Сандро, — сказал Зороастро, отчаянно стараясь сохранить видимость хладнокровия. — Facta, non verba [38] Факт, не слово (лam.). .

— Но это я попросил их сбегать по делу, а сам ушёл вперёд, — сказал двойник Леонардо, подхватывая роль, точно актёр на сцене.

— Да, мастер Леонардо, — сказал Никколо двойнику, с лицом таким серьёзным, с каким можно говорить только правду. — Ты хотел, чтобы тебя оставили наедине с твоими мыслями.

— Тогда, я думаю, вы оба — Леонардо, — объявил не без остроумия Зороастро.

— Прекрасная мысль, — сказал двойник. — Мастер Леонардо, давай объединим наши немалые таланты. Я только что завершил конструирование летающей машины. Не хочешь ли обсудить её первый полёт?

Они вышли из зала.

— Её будут нести ангелы, — продолжал двойник, — такие существа конечно же легче воздуха. Они отнесут мою машину за сферу Луны, за сферу Неподвижных Звёзд — к Хрустальной сфере и самому Premium Mobile [39] Первичное движение (лат.). .

— А потом, конечно, в Райские кущи?

— Точно. Так и ты собрался в подобное путешествие?

— Само собой, но даже если и нет — разве разумно спорить с тем, кто властен повелевать священным могуществом ангелов? Боюсь, тогда меня упрекнут в неверии и ереси.

Двойник Леонардо рассмеялся — добродушно и как-то очень знакомо. Однако Леонардо никак не мог распознать его.

— Если ты создал собственную машину, я не могу просить тебя управлять моей грубой поделкой.

— Au contraire [40] Напротив (фр.). , — с улыбкой сказал Леонардо. — Я буду польщён, ибо не часто меня просят полетать с ангелами.

Но тут Нери взял Леонардо под руку и объявил, что этого Леонардо он с извинениями уводит с собой.

— Но я не могу, я не должен бросать мальчика, — прошептал Леонардо. Он бросил на Никколо строгий взгляд, потому что тот стоял слишком уж близко к нежноглазой девчонке из служанок Нери. Девчонка улыбалась Никколо, а тот весь пылал — из-за того, быть может, что служаночка была нагой. Осуждающего взгляда Леонардо он не замечал.

Нери сказал несколько слов Сандро, который обещал приглядеть за Никколо и, буде то необходимо, позаботиться о его безопасности, что означало — держать его подальше от постелей и служанок.

— Вот видишь, — сказал Нери. — Alea jacta est [41] Жребий брошен (лат.). . Теперь ты вверишь себя мне?

— Я не настолько глуп.

— Но я должен показать, зачем пригласил тебя.

— Я думал — для того, чтобы я встретился со своим двойником.

— Так ведь ты с ним уже встретился.

Леонардо быстро поговорил с Сандро и Никколо, убедился, что всё будет в порядке, и позволил Нери увести себя.

Нескольких любопытных, которые попытались двинуться за ними, ловко перехватили слуги. Едва они оказались вне сводчатого зала, как перед ними, освещая путь, пошли двое молодых слуг.

— Приятно видеть, как ты печёшься о своём юном ученике, — заметил Нери. — Я думал, тебя не заботит ничто, кроме твоих трудов... Кстати, знаешь ты, что у тебя репутация мошенника? Зачем бы тебе иначе ходить на такие вечеринки?

— Я пришёл ради Сандро.

— Ах да, ради Сандро, — подхватил Нери с непередаваемым сарказмом. — Но я сделаю всё, что в моих силах, чтобы развлечь тебя; и, прежде чем кончится ночь, я представлю тебя кое-кому — думаю, ты будешь доволен.

— Надеюсь, ты не думаешь, что мы возвратимся к гостям только к концу ночи, — сказал Леонардо.

— А это, Леонардо, целиком будет зависеть от тебя.

— Что это за гость? Моё второе «я»?

— Нет, но он издалека. У вас есть нечто общее.

— И что же это?

— Я больше ничего не скажу, чтобы не испортить сюрприз.

— Нери, — сказал Леонардо, — хватит. Кто такой мой двойник?

— На сей раз тебе придётся дожидаться ответов от других, — с улыбкой сказал Нери, шагая вслед за слугами по комнатам и коридорам, где на них мрачно смотрели со стен портреты суровых купцов, прабабушек и живо изображённые кентавры, наяды и сатиры. Потом они поднялись на два лестничных пролёта и пришли к тяжёлой, утопленной в проем двери. Слуги в геральдической манере встали по обе её стороны; будь у них алебарды, они, верно, скрестили бы их.

— Нери, твоя игра зашла слишком далеко, — сказал Леонардо, внезапно встревожась.

— Ты сам решишь, так ли это... через мгновенье. — И он, отворив дверь, вошёл в хорошо освещённую, но очень маленькую, скромную во всём, кроме постели, спальню. Постель была широкая, с четырьмя столбами, украшенными сверху резными страусовыми перьями; роскошный, собранный складками бархатный полог, расшитый алыми грифонами, свешивался до грубых досок пола. По углам спальни в канделябрах горели свечи, а на большом столе стояла лампа. Рядом с ней — кубки, сосуд с вином, белый фарфоровый таз, мыло и тонкая стопка полотенец — льняных, голубых, тоже расшитых грифонами и перьями. Нери налил вина для Леонардо и подал ему кубок.

— Садись. — Он кивнул на постель. — И подожди минутку — я сейчас приготовлюсь.

— Нери, сейчас же показывай, зачем ты меня сюда притащил, — нетерпеливо потребовал Леонардо. Нери откинул тёмный капюшон и стянул идеально подогнанный парик. Длинные, волнистые золотые волосы рассыпались по чёрной ткани ризы.

— Кто ты? — спросил Леонардо, потрясённый тем, что был обманут этим мистификатором, который теперь снимал с себя слой за слоем что-то тонкое — скорее всего кожу. Когда же он умылся водой с мылом и вытерся полотенцами, открылось новое лицо — более удивительное и неожиданное, чем гротескные лики в коридорах.

Лицо Симонетты.

Освобождённая от грима, кожа её была цвета слоновой кости. Она смотрела внимательно, печально, без тени легкомыслия, высокомерия или низости. Взгляд её был недвижен, непроницаем, и, не сводя глаз с Леонардо, она расстегнула своё одеяние и позволила ему упасть к своим ногам. Груди её теперь казались маленькими, окрашенные киноварью соски грубо выделялись на белизне кожи.