Джек Дэнн - Собор памяти

— Большую часть ночи я искал Симонетту, — сказал Сандро.

— А судя по румянцу на твоём лице, друг мой, я бы сказал, что ты немалую часть ночи гонялся за бутылочкой.

— Я выпил только один стакан, — возразил Сандро.

Леонардо не стал развивать эту тему.

— Я виделся наверху с мадонной, — сказал он, делая первый шаг. Ему придётся приложить все усилия, чтобы скрыть правду от Сандро. — Она, словно кошка, всё время в движении. — Сандро нахмурился, и Леонардо поспешно прибавил: — Это не оскорбление. Мы говорили о тебе.

— Да? — Сандро просветлел.

— Она верит, что твои картины дадут ей бессмертие. Разве может другой мужчина предложить ей больший дар?

— Правда, — согласился Сандро. — А ещё что-нибудь она тебе сказала?

— Сказала только, что не хочет причинять тебе боли.

— Что это значит? — Лицо Сандро залилось краской.

— Всего лишь то, что ты ей небезразличен.

— Но если это так, то...

— Она принадлежит Первому Гражданину, друг мой. — Леонардо вовсе не хотел тешить друга ложными надеждами, но что проку, если Сандро всё равно желал бы Симонетту вопреки любой логике.

— Её сопровождал... кто-нибудь?

— Ты видел здесь Лоренцо Великолепного или ещё кого-нибудь из Медичи?

— Нет.

— Ну, вот тебе и ответ.

Никколо метнулся к Леонардо и встрял в разговор:

— Пойдём же, пойдём, ты пропустишь всё!

Симонетта на миг повернулась к ним и едва заметно кивнула Сандро, а потом вновь устремила всё своё внимание на человека по имени Куан Инь-ци. Сандро, Леонардо и Никколо, перейдя зал, встали рядом с Симонеттой.

Куан Инь-ци был высок и хорошо сложен, но узкий чувственный рот и раскосые, широко поставленные глаза придавали его лицу холодное и высокомерное выражение. Зарубцевавшийся шрам сбегал слезой из уголка левого глаза, исчезая в путанице густой, безупречно чистой бороды.

— Могу я одолжить заколку или булавку у одной из прекрасных и высокочтимых дам? — спросил он. Он говорил на тосканском диалекте без ошибок, но слишком ровно и монотонно.

Симонетта плавно прошла сквозь толпу и протянула восточному чародею золотую булавку, которой был сколот её mantello — плащ.

— Вот, Куан, это подойдёт?

— Очень хорошо, мадонна Веспуччи, — сказал он, с поклоном принимая булавку. А потом поднял красный мешочек со стопки толстых, переплетённых в кожу книг, которые лежали перед ним на столе. Это были «De Arithmetica» Боэция, «Res Rustica» [50] «Сельское дело» (лат.). Варра, «О восьми частях речи» Доната, «De Ponderibus» [51] «О тяжести» (лат). Эвклида, одна из Орозиевых «Семи историй против язычников», тоненькая книжка анонимного автора с загадочным заглавием «Тайна Золотого Цветка» и богато украшенная, вся в драгоценных камнях, Библия, недавно переведённая с латыни на народный язык.

Теперь Леонардо было более чем интересно. Он читал все эти книги, кроме Орозия и той, анонимной, — она его заинтриговала. Ему захотелось вникнуть в книжку, извлечь из неё «тайну», в честь которой она была названа — но для этого нужно было дождаться, пока этот человек не закончит свой фокус.

Куан Инь-ци пододвинул Симонетте Библию.

— Не окажет ли мне мадонна честь, выбрав страницу?

— Вы хотите что-либо определённое?

— Нет, мадонна, подойдёт любая страница. Просто закройте глаза и наугад выберите страницу и строку... но сначала мне надо на время ослепнуть. — И, натянув на голову плотный мешочек, который до того прикрывал книги, он повернулся спиной к Симонетте. — Пожалуйста, не обижайтесь, мадонна. А теперь... прошу вас, выбирайте страницу.

Симонетта раскрыла книгу, зажмурилась и принялась листать тяжёлые пергаментные страницы.

— Здесь, — сказала она наконец, открывая глаза, и все зааплодировали, будто она разрешила сложнейшую загадку.

— Будьте добры назвать страницу и строку, с которой начинается избранное вами, — попросил Куан Инь-ци, а потом добавил мягкой скороговоркой, как любой западный престидижитатор: — Должен сказать всем вам, кто выказывает ко мне такое терпение, что все книги, — кроме вот этого анонимного томика, принадлежащего мне, — были щедро одолжены нам великим мастером Тосканелли, которого знают и ценят далеко за пределами его родных земель, в местах, о коих, быть может, не знаете даже вы.

Покуда Куан говорил, Симонетта отсчитывала строчки.

— Страница триста шестнадцать. Строчка... двадцать пятая, — сказала она наконец.

— Выбор хорош, любезная дама, — сказал Куан. — Вот что там сказано, слово в слово: «Или ты не слыхал? Давным-давно сотворил я сие. В незапамятные времена я облёк сие в форму. Ныне претворил я сие в жизнь. Воистину, быть посему, и крепостям сим обратиться в безжизненные руины. Оттого были их жители слабы, напуганы и смятенны...» Надо ли мне продолжать? — спросил он. — Я могу цитировать Священное Писание, пока мой голос не сядет. — С этими словами он обернулся, и все захлопали, громко им восторгаясь. — Ещё рано, мои добрые друзья, — сказал Куан. — Мы ещё не закончили. — И, подав Симонетте её собственную булавку, он попросил её выбрать слово и вколоть в него остриё.

— Боюсь, Куан, это может быть расценено как кощунство, — сказала Симонетта и обернулась к кардиналам Святейшего Престола. — Может ли это не быть таковым, ваши преосвященства ?

— Может не быть... но может и быть, — сказал один из кардиналов, плотный молодой человек с тяжёлыми солдатскими чертами. Его кожа и волосы были светлыми, а глаза — на удивление синими.

Его сотоварищ, старше, с сонными глазами и твёрдым, выступающим подбородком, спросил:

— Вы христианин, синьор мой?

— Я верю в святого Христа, — сказал Куан Инь-ци, поворачиваясь к кардиналам. Мешок на голове придавал ему странный вид.

— Это может быть правдой, но разве не правда и то, что читающий Коран также может верить в Христа? — спросил молодой кардинал.

— Вы позволите считаться христианином тому, кто узнал о Христе от бедного приверженца Нестора, патриарха Константинопольского [52] Вы позволите считаться христианином тому, кто узнал о Христе от бедного приверженца Нестора, патриарха Константинопольского. — Нестор, Несторий — константинопольский патриарх, основатель несторианства. Это течение в христианстве возникло в V веке в Сирии и распространилось на территорию Египта, Ирака, Индии, Средней Азии и Западного Китая. Несторианство отделяло божественную сущность Христа от человеческой, учило, что Мария родила не Бога, а человека, но вместе с тем в теле Христа-Человека обитало, как в храме, божество, Сын Божий. Несторианство являлось течением, оппозиционным ортодоксальному христианству. В 431 г. Эфесским собором несториане были осуждены и подверглись гонениям. ?

— Патриарх был осуждён как еретик, — сказал молодой кардинал.