Роберт Картер - Меч войны

— Тогда пусть они засвидетельствуют и это, — сказала она, беря в руки медный кувшин с длинным горлом. — Кто из вас выпьет эту лимонную воду? Кто?

Женщины начали рассеиваться среди тёмной колоннады, явно обнаруживая смущение.

— А теперь оставьте мои помещения! — сказала она Надире. — Или, может быть, вы откажетесь уйти? Может, вы докажете этим, что не можете успокоиться, пока Хамида не умерла?

Надира ушла, уведя с собой свиту. Ясмин повернулась к Хамиде и склонилась над ней рядом с дрожащей и плачущей Джилахри.

— Хамида?! Ты слышишь меня?

Дыхание айах было неглубоким. Она потеряла много крови, но, приложив крайние усилия, постаралась открыть свои потускневшие глаза.

— Ясмин-бегума, — прошептала она. — Жаль, что так получилось.

Глаза Хамиды закрылись вновь. Её уносило куда-то прочь. Она боролась с чёрным сном, который готов был закрыть её глаза навеки. Она сопротивлялась, но её всё равно уносило...

Хамида молча молилась, чтобы Надира-бегума не увидела её. Она попала за эти занавеси по чистой случайности. Просто счастливая болтовня с одной из беззубых ведьм, которая жила в зенане с тех ранних дней, когда Асаф Джах впервые пришёл сюда, чтобы провозгласить себя Низам-уль-Мулком против желания бывшего императора. Полученная от неё тайна касалась мудрых архитекторов, которые строили этот дворец.

«Теперь это — простая комната в посольских помещениях, увешанная тигровыми шкурами Афса Джаха, но тогда это был кабинет частных аудиенций Квамара уд-Дина. О, дорогой Чин Кули Хан, — старая карга рассмеялась, вспомнив славные дни, когда она была любимой куртизанкой Низам-уль-Мулка. — Он любил нам читать стихи в этой комнате. Он великолепно читал по-персидски. Там есть алебастровая стена с выемками, которая хорошо отражает звук. Она так усиливает шёпот, что его может услышать даже глухой. Но для этого надо сидеть в определённых местах. Они отмечены тигровыми шкурами».

Хамида пошла посмотреть на чудо и нашла эти места. Их было дюжина, и каждое помещалось в нише. Возле каждой из ниш стояла палисандровая ширма с натянутой тигровой шкурой. Она села за одну из них, в этот момент появилась Надира, и Хамида поразилась, как ясно она слышит позвякивание украшений бегумы и её хрипловатое дыхание.

Хамида сидела очень тихо. Затем пришёл Мухаммед и начался разговор, и какой бесценный разговор это был! Знание самых тайных планов Надиры-бегумы было чистейшим золотом. «Это восстановит равновесие сил в пользу моей хозяйки, — думала она. — Наконец-то!»

— Хамида...

Она услышала своё имя и пришла в себя, несмотря на чудовищную усталость. Перед нею проступил образ Ясмин, но лицо княжны было туманным, как будто во сне. Может быть, это — сон? И почему Ясмин-бегума плачет?

Хамиду стало относить вновь туда, за ширму, к страху, который она тогда чувствовала. Она чуть не вскрикнула, когда появилась Хаир ун-Нисса. Её манеры были столь же грациозными, насколько была прекрасна она сама; её поза — настолько же изысканна, насколько лживо было её сердце. «Отвратительная тигрица», — подумала Хамида и затем начала слушать, молясь, чтобы её не обнаружили.

« Алхумд-ул-илла! Слава Богу, что я услышала то, что услышала. Я должна рассказать всё Ясмин. Я должна предостеречь её!» Затем выстрел разбил мир вдребезги...

Ясмин почувствовала, как изменилась рука, которую она держала, когда дух покинул её. Джилахри глядела с ожиданием на недвижную Хамиду, затем взглянула на Ясмин и вновь, уже с отчаянием, — на Хамиду. Она протянула руки к подруге, но затем бросилась к своей госпоже, чтобы облегчить горе в её объятиях.

— Итак, феринджи, расскажи нам: как он оказался у тебя?

Назир Джанг сурово смотрел на него. Это был худощавый человек с аккуратной бородкой, сын великого Асаф Джаха. Ему было за сорок лет, как казалось Хэйдену. Осанка была царственной, манеры — аристократические. Он уже много лет был официальным заместителем низама, неся всю полноту ответственности во время длительных болезней Асаф Джаха, обладая в это время всеми правами, кроме одного: до смерти низама он формально не мог стать обладателем Талвара. На шее его почему-то висел серебряный ключ на серебряной цепочке.

Хэйден слышал сейчас жёсткий голос своего отца, предостерегавшего его о необходимости владеть собой: «Для Могола нет такого понятия, как «равный». Они — завоеватели. Это значит, что ты не являешься одним из них, поэтому ты — либо выше их, либо — грязь под их ногами. Они бросают один взгляд и оценивают тебя навсегда. Никогда не позволяй им считать тебя грязью, сын. Никогда».

— Говорят, что англичане любят выражать свои мысли открыто, — сказал Назир Джанг, как бы подбадривая стеснительного юнца. — Поэтому, пожалуйста, говорите прямо. Расскажите нам всё в подробностях.

— Мой отец направлялся в Индостан с острова Серендип с Глазом, его основным грузом. Я сам доставил его на берег, когда он оказался под угрозой со стороны французов.

— Под угрозой? — Назир посмотрел на своих советников, как будто обнаружил в этом нечто значительное. — Как камню может угрожать что-либо? Может ли камень быть в безопасном или опасном положении? Может быть, ты имеешь в виду «владение камнем»?

— Совершенно верно, ваше высочество.

— И ты принёс его Анвару уд-Дину, — с какой целью?

Хэйден изобразил удивление.

— Возможно ли такое, что вы ещё не осведомлены об особенном характере Глаза, ваше высочество?

Назир Джанг наклонил голову и неопределённо махнул рукой.

— Мы слышали, что рубин, как предполагают некоторые, обладает определёнными силами.

Хэйден Флинт поджал губы, вспомнив продавца балабандов, с таким искусством торговавшегося с Анваром уд-Дином. Он знал, что должен продать Глаз. Но как? Как начать? Может быть, продавая прошлое Глаза? Он поднял глаза, молясь о том, чтобы миф, который он сам недавно создал, выглядел правдоподобным.

— Он обладает силой, ваше высочество, которую некоторые могут считать незначительной сегодня, когда столь немногие верят в магию, но когда-то он вселял ужас в народы. Камень был найден за много лет до рождения Будды, среди холмов земли могоков, расположенной на далёком востоке, где-то за Авой и Пегу. В те времена он был бриллиантом, так же, как и ваш Гора Света. Он был чистым, белым и ярким, но уже наполненным злом. — Хэйден остановился, глядя с вызовом на советников Назир Джанга. — Царь, владевший им, носил его на большой подвеске на шее, и, хотя он был добрым, зло, содержавшееся внутри бриллианта, оказалось сильнее его. Оно истощило его доброту, и вскоре царь стал диким и злобным.

Хэйден не сводил глаз с лица Назира и снизил голос, отчаянно надеясь, что его интонации и жесты будут достаточно убедительными, чтобы удержать их интерес.