Юрий Малевинский - Дороже всякого золота [Кулибин]

— Милостивый государь, передайте матушке Екатерине Алексеевне, что суда будут ходить еще быстрее.

Результаты испытаний были положительными. Кулибину была выдана награда в пять тысяч рублей. Но затраты на покупку тихвинской лодки и изготовление машины превышали наградную сумму.

Когда изобретатель под рукоплескания публики сходил на берег, к нему подошел купец Милованов:

— Поздравляю земляка с успехом!

— Спасибо, Степан Гордеевич, теперь повезете барки из Петербурга на Волгу?

— И не только. Беру подряд доставлять соль в Кострому на твоих судах. На четыре года, не меньше.

Но в сенате Милованов не добился разрешения на перевозку соли. На следующий год «земляк» даже на глаза Кулибину не показывался.

Осенью 1783 года не стало Леонарда Эйлера. Только после его смерти вдруг все поняли, какого большого ученого и человека потеряли. Иван Петрович шел в похоронной процессии, не чувствуя дождя и ветра. Вспоминалась первая встреча с ученым в инструментальной палате, вспоминал ликующего Эйлера при испытании макета моста, вспоминал десятки других встреч, из которых механик выносил и участие, и добрый совет. Провожая в последний путь учителя и друга, Иван Петрович еще и не мог предположить, как трудно ему будет без Эйлера.

Должность директора академии заняла Екатерина Романовна Дашкова. Женщина просвещенная, но удивительно своенравная. Первое время при новом директоре Ивану Петровичу было сносно работать, но дальше пошло хуже. Спустя некоторое время Ивану Петровичу вручили выписку из журнала Академии наук, в которой говорилось: «Ея сиятельство господин и кавалер изволила приказать в помощь и облегчения трудностям, которым до сего ея сиятельство обременялось, за всеми состоящими при Академии мастерскими палатами смотрение поручить господину экзекутору Шерпинскому по особливой его способности и отличному радению к пользе службы, почему он и переименован инспектором над теми палатами».

По сути дела, Дашкова отстранила Ивана Петровича от руководства мастерскими.

Часто бывала в семье Кулибиных Дарья Семеновна Бородулина. Ребятишкам пряников принесет, Наталью обласкает. Семеро детей у Натальи — хлопот по горло. После того как наградили Ивана Петровича медалью, дома его почти не бывает. Или в мастерской со своими учениками свечи палит до поздней ночи, или господ увеселяет. Не жизнь — сплошной фейерверк. У господ денег много: всякие заморские механические игрушки покупают. Одни часы с павлином сколько дней Иван Петрович ремонтировал, пока нужное перышко не нашел. В том перышке, оказывается, весь секрет. Отвернул перышко, и сразу открылся доступ к механизму. А игрушки для великих князей! Ветряную мельницу с атласными крыльями сделал Иван Петрович. Жернова из мрамора. Для своих детей нет времени игрушками заниматься. Или ступенчатый водопад для дворца удумал. Хоть игрушка и невеличка, но действует натуральною водою. И так этот водопад камушками да зеркальными стеклами украшен, что весь играет, переливается. Слышала Наталья от Шерстневского, что во дворцах муж ее и другие водопады сооружает от пола до потолка. Только не вода там течет, а свет играет на зеркальных стеклах, и кажется, низвергаются потоки.

— И-и-и, уж поверь, Натонька, моему слову. Антихрист в твоем-то сидит. Мне бы, дуре старой, спать лечь, а я в небо воззрилась… А там хвост огненный.

— Да это фонарь он испытывал.

— И-и-и, не говори, родная. Антихрист, антихрист в нем, молись за него. Люди говорят, твой для зимнего сада слона агромадного слепил, а на него басурмана посадил. Басурманин-то, прости меня заступница, в колокол бьет, а слонище хоботом мотает и хвостом крутит.

— Игрушка это.

— Так почто он басурманина-то? Мало ему православных. Неладное с мужиком-то.

— Эх, Дарья Семеновна, вы бы лучше спросили, сколько стоит тот слон. Алмазами да изумурудами украшен, жемчужной бахромой.

— Неужто тебе ни одного камушка не принес?

— Господь с вами, Дарья Семеновна. Ваня никогда копейки чужой не брал.

— Вот и маетесь на триста пятьдесят рубликов. А другие и дела не делают, и живут припеваючи.

— Свои бы деньги хоть не вкладывал, — вздохнула Наталья, — мост ли строил, лодки ли покупал. Судно, видишь ли, самоходное…

Дарья Семеновна перекрестилась.

— С пути сбил его антихрист.

— Приходил к нам господин Державин и так удивился нашей жизни. И Ваню журил.

— И-и-и, как не знать господина Державина! Весь Петербург о нем говорит. В милости он у матушки Екатерины Лексевны.

В это время Иван Петрович был на стекольном заводе. Его здесь принимали за своего. По рецептам Кулибина варили стекло для телескопов и микроскопов. Теперь потребовались для бездымных фейерверков зеркала размером шесть с половиной на три с половиной аршина. Таких больших зеркал в целом свете не делали. Но для Ивана Петровича это ничего не значило. Он не привык отступать от задуманного.

Первым делом нужны были чугунные плиты больших размеров. Такое литье обещали произвести литейщики. Оставалось сделать горшки-тигли, в которых изрядными порциями готовилось бы жидкое стекло. И это было обещано. Но как тигель, в котором тонна веса, опрокидывать на чугунную плиту? Без машин тут не обойтись. Не сразу появились на бумаге чертежи будущих машин для перевозки тяжелых тиглей. Вспомнились механизмы для разгрузки соли, которые Иван Петрович конструировал в Нижнем Новгороде. В создании новой машины Кулибин использовал противовес. Видели вы колодезный журавель? Чтобы легче было поднимать бадью с водой, на рычаге противовес. Мало-помалу машина для перевозки тиглей получилась. Вот что записал Иван Петрович в своем журнале: «Изобретены и сделаны на стеклянном заводе новые машины, помощью коих перевозят со стеклянной материей отменной величины горшки. Оные поднимают на ворот, а из них выливают для зеркал стеклы длиной шесть с половиной, а шириной три с половиной аршина легчайшим способом».

За каждой такой записью сколько труда! Иван Петрович сам строил макеты своих будущих машин и в «малой пропорции» проверял работу будущих механизмов. Так было и с его водоходами. Начал Иван Петрович с небольшого ялика. Проверить на малом, убедиться в правильности своей мысли было законом в работе изобретателя.

Кесарев, которого спешные заказы академии приучили бойко поворачиваться, иной раз упрекал Кулибина:

— Что тут проверять? И без того ясность имеем полную.