Алексей Шишов - Генерал Юденич

Казалось, что службе в Литовском крае не будет ни конца, ни края, как это было в Туркестане. Перспектива получения генеральской должности пока не открывалась, если бы не война, о которой Юденичу думалось не раз. Она-то и призвала его первый раз на поле брани в памятном для России 1904 году...

Русско-японская война началась для полковника Николая Николаевича Юденича в полковой канцелярии. Рано утром его встретил в дверях дежурный и, отдав честь, молча протянул только что полученную депешу из штаба округа. В ней кратко сообщалось:

«Сегодня ночью наша эскадра, стоящая на внешнем Порт-Артурском рейде, подверглась внезапному нападению японских миноносцев и понесла тяжёлые потери».

Депешу Юденич зачитал собранным по его приказу офицерам полка. От себя добавил:

— Прошу вас всех быть на местах. Не ровен час, дадут Приказ садиться в эшелоны...

Сразу возникли споры: может ли иностранный флот атаковать русский без предварительного объявления войны? Лишь немногие всерьёз принимали военный инцидент у берегов Квантуна, считая его началом войны. Да к тому же просто не верилось, что какая-то островная Япония посмеет всерьёз ввязаться в вооружённую борьбу с такой державой, как Российская империя. По этому поводу в первые дни немало шутили:

— Отчаянные люди эти самураи...

— Так их Страна восходящего солнца может оказаться на закате...

— Шутка ли — схватиться с самой Россией...

Вскоре в полк с нарочным из окружного штаба доставили экземпляр высочайшего манифеста об объявлении Россией войны Японии, который потом жёлтыми афишами был расклеен даже в самых глухих деревнях:

«Божией милостию, Мы, Николай Второй, Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский и прочая... и прочая... объявляем нашим верным подданным...»

Обращение государя к России и её народу зачитали перед строем стрелков и ответом на действительно трогательные слова, вложенные составителями манифеста в уста императора Николая II, было дружное и троекратное:

— Ура! Ура! Ура!..

Полковнику Юденичу с началом Русско-японской войны пришлось ещё раз выстраивать своих стрелков на полковом плацу. На сей раз для прочтения императорского рескрипта по поводу назначения военного министра России генерала от инфантерии Алексея Николаевича Куропаткина командующим действующей Маньчжурской армией. Высочайший рескрипт гласил:

«Расставаясь с Вами и желая выразить Вам мою глубокую признательность за шестилетний просвещённый труд Ваш на пользу моей дорогой армии, жалую Вам бриллиантовые знаки ордена Святого благоверного князя Александра Невского...

Напутствуя Вас на Дальний Восток в действующую армию, поручаю Вам передать моим дорогим войскам мой Царский привет и моё благословение.

Да хранит Вас Господь!»

И вновь над полковым плацем 18-го стрелкового полка неслось привычно дружное, троекратное:

— Ура! Ура! Ура!..

Каждый раз полковник Юденич письменно доносил в окружной штаб на имя командующего следующее:

«Нижние чины и господа офицеры вверенного мне 18-го стрелкового полка с верностью нашему монарху восприняли его высочайший указ, который был зачитан перед полком утром дня...»

Однако дело на Дальнем Востоке оказалось не шуточным. После геройской гибели «Варяга» и «Корейца» японцы выгадали в Корее целую армию и заставили русских с боями уйти с рубежа пограничной реки Ялу. Так большая война вошла на поля Маньчжурии с её лесистыми сопками, бескрайними полями гаоляна и КВЖД — Китайско-Восточной железной дорогой.

Началась переброска войск из европейских губерний Росши за Байкал. Виленский военный округ, хотя он и числился в числе приграничных, тоже выделял на Русско-японскую войну часть своих полков с полевой артиллерией. В их число попал и 18-й стрелковый.

Полк батальонами погрузили в воинские эшелоны и отправили в Маньчжурию, откуда приходили неутешительные фронтовые сводки. Армия бывшего военного министра России генерал-адъютанта Куропаткина при всём героизме её чинов постоянно отступала и занимала после каждого нового натиска японцев всё новые и новые позиции. Неприятель начал морскую и сухопутную блокаду Порт-Артурской крепости и русской 1-й тихоокеанской эскадры, базировавшейся в гавани.

При следовании через Москву Николаю Николаевичу удалось повидаться с отцом. Юденич-старший со слезами на глазах встретил сына, отправлявшегося на неизвестную для России войну с ещё более неизвестной Страной восходящего солнца.

Отец, провожая сына на Курском вокзале, подарил ему на военное счастье небольшую икону-складень. Просил только об одном:

— Помни о долге, сынок. На всё, конечно, есть воля Божья, но об одном прошу тебя — пиши почаще о себе.

— Хорошо, отец. Это я обещаю.

— А о войне пиши правду, которую нельзя прочитать в газетах. Для меня это будет важно.

— Хорошо.

— И береги себя, как сможешь...

Юденич-младший прощался с отцом, который сразу как-то постарел, в огромном буфетном зале, полном публики. Среди провожающих и отъезжающих виделось немало захмелевших людей. Официанты сбивались с ног, торопясь обслужить людей за столиками. Мест свободных не было.

Когда был подан состав, начались трогательные сцены прощания, сопровождавшиеся обильными речами, объятиями и поцелуями, хлопаньем пробок бутылок шампанского.

Когда прозвучал свисток, Николай Николаевич молча поцеловал отца и вскочил на подножку тронувшегося вагона:

— Отец! Я тебе сразу отпишу из Иркутска, как только мы туда прибудем. Не волнуйся за меня...

Стрелки полка полковника Юденича отправлялись из Москвы на Дальний Восток под звуки мелодий гармоней и песни, которая так полюбилась парням-рекрутам:

Воинские эшелоны медленно катились по бесконечной Транссибирской магистрали. В России ещё не была объявлена всеобщая воинская мобилизация, и потому население пристанционных посёлков не без удивления взирало на поток многочисленных железнодорожных составов с военными людьми, пушками, лошадьми...

Тревоги и озабоченности на лицах людей не замечалось. Ещё не шли из Маньчжурии санитарные поезда с тысячами раненых и увечных. Война на Дальнем Востоке ещё не вошла в сознание России...

Полк Юденича прибыл в Иркутск поздней ночью. Станция на левом берегу Ангары была полна воинских эшелонов. На станции Лествиничное Транссибирская магистраль обрывалась, поскольку Кругобайкальская железная дорога ещё не была построена. Дальше путь в шестьдесят вёрст шёл по водам Байкала — до противоположного берега озера. Там одноколейная железная дорога обретала своё продолжение, уходя через город Читу и земли Забайкальского казачьего войска в китайскую Маньчжурию, где шла война.