Алексей Шишов - Последний стратег

Станица Георгие-Афипская была взята комбинированной атакой двух пехотных бригад добровольцев. Как потом выяснилось, её гарнизон составляли свыше пяти тысяч красногвардейцев с артиллерией и бронепоездами. На железнодорожной станции белые захватили склад боеприпасов, где хранилось до 700 артиллерийских снарядов. Они оказались самыми драгоценными трофеями того боя.

На станичной площади Георгие-Афипской генералы Корнилов и Алексеев провели построение бригад, участвовавших в победном бою. Когда Лавр Георгиевич стал благодарить командира Партизанского донского казачьего полка генерала Казановича за взятие станицы и железнодорожной станции, тот ответил:

— Никак нет, ваше превосходительство. Всем успехом мы обязаны Митрофану Осиповичу Неженцеву, командиру ударного полка, который носит ваше имя...

Войска Добровольческой армии стали стягиваться к станице Елизаветинской, к паромной переправе через Кубань. Встал вопрос, какими силами форсировать реку и переходить на левобережье, где стоял Екатеринодар. Алексеев предложил:

— Лавр Георгиевич, последние бои дали нам много раненых бойцов. Стало больше и больных. Все они сейчас находятся в обозном лазарете.

— Знаю, Михаил Васильевич. Бросать их нам никак нельзя. И обоз тоже.

— Думаю, что на тот берег реки надо послать в первом эшелоне бригаду генерала Богаевского. К ним там присоединится конница Эрдели. А марковцы пусть пока прикрывают армейские тылы.

— Хорошо. Приказ отдам сегодня же. Красные действительно могут ударить от аула Панахес по нашему обозу. Но тогда оставлять приходится на правом берегу треть наших сил. Не много ли?

— А что делать? Не бросать же сотни раненых и больных на расправу.

— Значит, и поступим так. После переправы 2-й бригады перевозим через реку обозы и только потом марковцев...

Переправа Добровольческой армии через Кубань в Елизаветинской шла в течение трёх суток, днём и ночью. Местный паром брал или около 15 конников, или 4 повозки с лошадьми, или полсотню человек с оружием. Удалось найти ещё один небольшой паром, правда, с неисправным тросом. Нашлось и десяток рыбачьих лодок.

За трое суток на противоположный берег перевезли около девяти тысяч добровольцев, обозников, беженцев, до четырёх тысяч лошадей и 600 повозок, артиллерийских орудий с упряжками, зарядных ящиков. Красные батареи подошедшего отряда стали обстреливать место переправы только в самый последний день, 27 марта.

В тот день командование белых вместе с кубанским правительством обсудило вопросы, связанные с занятием Екатеринодара. О том, что он будет взят, в Добровольческой армии говорили как о чём-то неизбежном и не допускающем сомнений. Кубанцы-автономисты больше слушали своих коллег, сами предлагали мало. Совещание в отсутствие Корнилова вёл Алексеев:

— В Екатеринодаре нам надо не повторить ростовской ошибки. Надо временно, до упрочения военного положения, не восстанавливать пока гражданскую власть в городе.

Члены правительства Кубанского края сразу нахмурились. Быч спросил:

— А какая власть буде в Екатеринодаре вместо нас?

— Назначим в город генерал-губернатора. Предлагаю на эту должность генерал-лейтенанта Деникина Антона Ивановича. Надеюсь, возражений нет?

Возражений действительно не последовало. Хотя чувствовалось, что кубанское правительство отнеслось к этой идее с осуждением. Но что было делать атаману Филимонову и местным министрам, когда они ехали в обозе Добровольческой армии? Им оставалось только надеяться на лучшие времена.

Алексеев тактично попросил у Быча и его коллег содействия в деле организации городского управления. Но те дали из «своих» людей только одного бывшего полицмейстера Екатеринодара на место начальника контрразведки у генерал-губернатора Деникина.

В тот же день был отдан первый приказ по казачьему ведомству. Правлениям окрестных станиц следовало немедленно прислать в состав Добровольческой армии определённое число вооружённых казаков, пеших и конных. Больше всего людей выставила станица Елизаветинская.

Атака Екатеринодара началась ещё до окончания переправы всех армейских сил и обозов. Наступление на город повела бригада генерала Богаевского. Корниловский ударный и Партизанский полки, пластунский батальон, развернувшись в цепи, пошли вперёд. Красногвардейцы стали отступать и остановились только в трёх вёрстах от окраины Екатеринодара на линии пригородных хуторов.

Партизанские батальоны генерала Казановича, наступавшие вдоль дороги на Екатеринодар, захватили пригородный кирпичный завод. К ночи командир 2-й бригады оставил здесь только боевое охранение, а остальных людей отвёл на ночлег в Елизаветинскую.

Под вечер в армейский штаб пришло донесение, что действующие на правом крыле добровольческие батальоны взяли в жестоком бою на городской окраине кожевенный завод. В схватке отличился батальон 1-го Кубанского стрелкового полка под командованием полковника Писарева. Корнилов радостно обнял Алексеева и сказал:

— Смотрите на карту, Михаил Васильевич. Кожевенный завод расположен в черте городского управления. Это успех!

— Лавр Георгиевич, у меня самого душа ликует. Но против наших добровольцев в Екатеринодаре двадцать тысяч революционных бойцов.

— Пусть двадцать. Но каков дух у наших! В полный рост идут на пулемёты, не кланяются...

Затем начались упорные бои за одиноко стоявшую на берегу Кубани образцовую ферму екатеринодарского сельскохозяйственного общества. Её брали ударники-корниловцы Неженцева, кубанские пластуны полковника Улагая и донские партизаны Барбовича.

Корниловский штаб незамедлительно перебрался на занятую ферму и разместился в её единственном небольшом жилом домике в четыре комнаты, около небольшой рощицы безлистных тополей. От конной бригады генерала Эрдели, которая пошла в обход Екатеринодара, до сих пор не поступало никаких известий, а штурм города откладывать никак было нельзя. Упущенное время «играло» против Белой армии.

С фермы открывалась прекрасная панорама кубанской столицы. Отчётливо виднелись контуры домов предместий, кладбище и Черноморский вокзал. Всё опоясывала неровная линия окопов.

2-я бригада генерала Богаевского на рассвете стала вновь выдвигаться на позиции для атаки. Стоявшие на высотке у фермы генералы Корнилов, Алексеев, Деникин и Романовский наблюдали, как недалеко от фермы, утопая в грязи, проходили роты Корниловского и Партизанского полков.

То и дело протирая очки платком, Алексеев пытался считать людей в ротах. Заметив это, Корнилов сказал:

— Неженцев докладывал вчера о больших потерях ударников. Я приказал влить в его полк две с лишним сотни мобилизованных местных казаков.