Алексей Шишов - Унгерн. Демон монгольских степей

Впрочем, прибалтийский барон и монгольский хан фон Унгерн-Штернберг не собирался полностью облачаться в одежду цин-вана. Он преобразил положенный ему шёлковый халат священного жёлтого цвета в полурусский, полувосточный мундир и носил халат с генеральскими погонами, портупеей и орденом Святого Георгия. В таком одеянии образ «самодержца монгольских степей» донесла наиболее известная его фотография, сделанная незадолго до его расстрела в Новониколаевске.

Титул цин-вана получили ещё четыре человека: генерал Резухин, бурят Джамбалон, командир монгольского отряда Найден-гун и князь восточной части Халхи Лувсан-Цэвен. Но в отличие от барона поводья на их лошадях были не жёлтого, а коричневого цвета. Резухин имел звание «Одобренного батора, командующего», Джамбалон — «Истинно усердного», а Лувсан-Цэвен, самый надёжный для барона человек из монгольских князей — «Высочайше благословенного командующего».

В коронационной процессии генерал-лейтенант семёновской армии занимал особенное место, которое говорило всем и каждому о его значимости в случившемся торжестве. За пирамидой с флагом ехала позолоченная открытая коляска, дело рук китайских мастеров. В ней величественно сидел возвратившийся в столицу Богдо-гэген — Живой Будда. При подъезде коляски толпы народа опускались на одно колено.

По бокам коляски скакали монгольские князья в полном одеянии присуждённых им рангов чиновников. За коляской ехал всего один-единственный всадник. Это был «возродивший государство великий батор, главнокомандующий» Роман Фёдорович Унгерн фон Штернберг. Барон был в одеянии цин-вана, которое отливало под солнечными лучами желтизной священного цвета. Это был его полный триумф — триумф рыцаря-крестоносца XX столетия: он, монархист-«интернационалист», возродил в Монголии монархию.

Перед коронованием Богдо-гэгена Унгерн-Штернберг сказал в своём окружении непривычно торжественные слова:

— Завтра будет восстановлена власть его святейшества Богдо-хана. Теперь на очереди восстановление монархий в России и Китае. Романовых и династии Цинь...

Непосредственную охрану личности Джебцзуиа-Дамбы-хутухты в день его коронования несли цэрики-гвардейцы. Они были одеты в красные терлики и носили жёлтые нарукавные повязки с чёрной свастикой — священный знак «суувастик».

Свастика, тогда один из символов Востока, ещё не стала символом фашизма. Она имела самое различное «хождение» в Гражданской войне в России. В 1918 году в войсках Юго-Восточного фронта она была введена, как нарукавная эмблема», В.И. Шориным, советским военным специалистом, полковником старой русской армии. Свастичный нарукавный знак носили красноармейцы калмыцких частей Отдельной 11-й армии. На их головных уборах вместо красной звезды красовалась голубая свастика. В Забайкалье у бурят, воевавший на стороне Советской власти, имелось красное знамя с чёрной свастикой...

Торжественное богослужение состоялось в храме Майдари. Затем светская часть коронации продолжилась в Шаро-Ордо — Златоверхом дворце. Праздник длился несколько дней. И всё это время в многочисленных юртах на берегах реки Толы шли пиры. Самыми почётными гостями были унгерновцы, им в эти дни барон позволял всё.

...Взятие Унгерном столичной Урги и коронация Богдо-хана не принесли мира на землю Халхи. Один из китайских генералов, бежавший на север к советской границе, — Чу Лицзян решил вернуть себе город. Унгерн ошибся, посчитав, что китайские войска навсегда покинут территорию Халхи. Они двинулись не в Маньчжурию, а обратно.

Первое донесение о том, что китайские войска от русской границы двинулись на Ургу, барону Унгерну-Штернбергу принёс знакомый лама из дацана в Кяхтинском Маймачене. Он настолько спешил в монгольскую столицу с тревожной вестью, что загнал не одного степного коня.

Лама говорил с цин-ваном, спасителем Богдо-гэгега и дарителем государственной независимости Халхи, с искренним почтением:

— Господин великий батор. Солдаты-гамины идут на Ургу. Их много.

— Китайская армия идёт на Ургу? Откуда?

— От русской границы. Из Кяхтинского Маймачена.

— Разве они не ушли в Маньчжурию через Забайкальский край? Ведь Чен И шёл в Улясутай?

— Чен И в китайском Маймачене вёл переговоры с советскими начальниками. Но теперь о переговорах не может быть и речи.

— Почему?

— Китайские солдаты устроили в городе резню всех русских, там проживавших. Не пощадили ни детей, ни: женщин, ни стариков. По слухам, убито было в один день до трёхсот человек.

— Что же сказал по этому поводу Чен И?

— Он и генерал гаминов Чу Лицзян сказали, что это месть за убитых в Урге купцов и солдат.

— Значит, китайскими войсками, идущими к Урге, командует генерал Чу Лицаян?

— Он, господин цин-ван. Чен И в последний день уехал в Маньчжурию.

— А что говорят рядовые солдаты?

— Они говорят, что идут брать обратно Ургу потому, что тысячу вёрст по зимней степи, среди враждебных им монголов, к Улясутаю в голоде и холоде они не выдержат. И что в военной победе они смогут спасти свои жизни.

— Правильно говорят. Скажи, лама, чем генерал Чу Лицзян ободряет своих солдат?

— И генерал гаминов, и Чен И всюду говорят, что русских солдат, господин цин-ван, в Урге совсем мало. И что их можно взять голыми руками.

— Голыми руками. Пусть попробует это сделать хоть в степи, хоть под Ургой. Спасибо тебе за весть.

— Я лама. И потому верен Богдо-гэгену, нашему Живому Будде, и его командующему.

— Хорошо сказал. Иди. Твои дорожные расходы будут оплачены с лихвой. Мой адъютант наградит тебя китайским серебром за весть, принесённую вовремя...

Цин-ван Роман Фёдорович Унгерн фон Штернберг сразу же отправился в дом Живого Будды. Но Богдо-гэген уже знал о походе гаминов от русской границы на Ургу. Джебцзун-Дамба-хутухта понимал, что в случае победы китайцы уже не ограничатся в отношении его домашним арестом. Поэтому с тревогой спросил великого батора:

— Гамины генерала Чу Лицзяна хотят взять Ургу обратно. Можно отстоять независимость Халхи от Пекина? Скажи мне прямо, цин-ван?

— Можно, ваше величество.

— Сражаться будешь ты и верные мне ваны. Чем я могу помочь моим воинам кроме молитв?

— Надо объявить мобилизацию ваших подданных от 19 до 25 лет. Пастухи-араты от 25 до 45 лет должны составить отряды для охраны своих округов-хошунов.

— Но призвать пастухов под знамя войны быстро не удастся. Ты, цин-ван, должен это знать. Степь обширна.

— Об этом я знаю. Вся надежда на отряды ванов, чьи кочевья вблизи Урги.

— Хорошо. Сегодня же они получат мои указы пополнить твоё доблестное войско...

Едва успел барон вернуться в Маймачен, в штаб дивизии, как прибыл новый вестник-лама. Но теперь — с пустынного юга Халхи. Он привёз не менее тревожную весть из Кяхтинского Маймачена: